Детектив дальних странствий

После похорон Артура Марина постаралась быть к Михаилу ближе. Вместе в горе, как велено. Но сколько там быть вместе? Жизнь не остановилась от того, что его сын умер. И да, нужно сказать себе прямо и резко. А может, и ему. Она не вместе с ним в этом маниакальном стремлении заточить себя в темноте потери. Марина даже попыталась себе представить, что погиб их общий сын. Она пошла дальше. Она представила, что узнала о смерти Костика. То есть она сделала все, что могла, чтобы понять состояние Михаила. Вывод: что с этим поделаешь, если ничего поделать нельзя? Привыкнуть. Сделать над собой усилие. И мысль, которая покажется ему чудовищной, но на самом деле это нормальная констатация факта. Одно приходит на смену другому. Умер Артур, стало больше возможностей, чтобы поставить на ноги их ребенка, который скоро появится на свет.

Марина резко повернулась.

– Скажи, наконец, когда закончится эта твоя хандра? Когда ты выйдешь из своего оцепенения? Когда заметишь меня? Меня и своего ребенка, который был так нужен прежде всего тебе!

– Марина. – Михаил поднялся из-за стола, за которым сидел, такой смятенный и растерянный, что ей на мгновение стало его жалко. – Марина, я, наверное, не нахожу слов, чтобы тебе объяснить. Это обрыв такой связи, такой бесконечной связи… Не я должен был узнать об этом обрыве. «Ужасная судьба отца и сына – жить розно и в разлуке умереть». Так написал Лермонтов. Не думаю, что это понятно только мужчине. Только отцу. Ты мать. О чем ты, Марина? Ужасно даже сыну, который узнает о смерти отца. А наоборот – это крушение. Это отсутствие завтрашнего дня. Это приговор без надежды на помилование.

– Ну, – нетерпеливо произнесла Марина. – Допустим. То есть я соглашусь. Обрыв, ужасно, неестественно. Но почему без завтрашнего дня? Почему приговор? Ты хочешь, чтобы твой младший сын родился в семье приговоренного? Чтобы над ним склонился причитающий и жалкий отец, который отказывается отвечать за его будущее?

– Это все из моих слов не вытекает, – горько и устало сказал Михаил. – Младший сын – это другая, надеюсь, счастливая история. И моя любовь, ответственность уже принадлежат ему. Мы говорим, не слыша друг друга. Давай просто пройдем, если не вместе, то рядом этот печальный путь. Этот кусочек времени. Я справлюсь сам. Потерпи.

– Почему ты сказал: не вместе? – удивленно спросила Марина. – Разве я сказала, что мы не вместе?

– Ты это не произнесла. Я просто это услышал.

Прошло несколько дней общей пустоты и общего непонимания, отторжения. Михаил не прикасался к жене. А для беременной женщины это так важно – знать, что она не теряет своей притягательности, толстея и покрываясь пигментными пятнами. А если бы прикоснулся… Раздражение Марины задушило в ней женщину. Ей это теперь не нужно.

Но однажды Михаил пришел домой почти оживленным. Смотрел на нее прежним открытым взглядом, как будто хотел сказать что-то очень важное, нужное и хорошее. И сказал:

– Марина, дорогая, я понял, что нам нужно делать. И с этим нельзя тянуть. Мы должны срочно вызвать твоего Костика сюда. Он окончит школу, его могут забрать в армию. А армия теперь не та, из которой непременно возвращаются живыми. Даже без войны. А война для нашей бывшей родины никогда не кончается. И главное, я понял, что сына нельзя выпускать из виду. Необходима причастность к его жизни, радостям, страданиям, каждому дню. Ты согласна? Ты рада?

– Чему? – после довольно продолжительной паузы спросила Марина. – Чему я должна радоваться? Тому, что мы повесим на себя такой серьезный расход? Тому, что Костик может теперь сам не заниматься устройством своей судьбы, как положено мужчине? Он приедет и будет ждать, чтобы ты принес ему судьбу на блюдечке! Ты опять забыл, что у нас скоро родится ребенок?

– Я не забыл, – почти брезгливо произнес Михаил. – В коробке на улице наш младший сын жить не будет. И ты это прекрасно знаешь. Извини, мне неприятно дальше обсуждать эту тему. У тебя какая-то органическая проблема. Физиология. Калькулятор то ли в сердце, то ли в мозгу, то ли их два. Я все сделаю сам. Костик будет жить с нами. Это мое решение. Все.

И он все сделал сам. Марина в это время продолжала цепенеть уже от унижения. Ей казалось, что все ее права, с таким трудом завоеванные, попраны. К тому же Михаил ее оскорбил. Упрекнул в корысти. Как будто бояться бедности – это недостаток. Это не калькулятор в ее мозгах. Это просто наличие мозгов.