Маша знала, что реанимация странное, да и что там… Страшное место. Сама когда-то видела, свет лампы уже не над собой, а с той стороны окна. Словно она снаружи смотрит на голые ветки деревьев на фоне светлого квадрата.
Знала, как это, сидеть под дверями и повторять «Живый в помощи Вышнего, в крове Бога Небесного водворится…» – начало девяностого псалма, который читают, когда человек в страшной опасности. Знала, как это, когда мир сжимается до точки, пульсирующего солнца перед закрытыми глазами.
– Господи помоги ему! Господи, прости меня! Почему я не поняла, что важно? Что он для меня самый важный, самый-самый человек на свете, что он так нужен? Помоги!
Казалось бы… Он такой сильный, вокруг люди, медицина – лучшие врачи, техника, лекарства, сейчас-то всё изменилось, но… Ничего на самом деле не меняется! Люди так же хрупки и уязвимы, а жизнь такая непредсказуемая.
Вот только вчера она сердилась на какую-то ерунду, а сегодня готова вцепиться в эти минуты, только бы они не сменились другим временем – тем, в котором его не будет. А ведь она даже не сказала, что он ей нужен, дорог, что она его любит!
– Я тебя люблю! Кирилл, пожалуйста, возвращайся! Никуда не смей уходить, слышишь? Только останься! Да только попробуй… Я тебя сама прибью! Кирилл! Пожалуйста! Я так тебя люблю, ты мне так нужен! Господи, помоги!
– Знаете, а ведь ему лучше становится… – неожиданно протянул совсем молодой врач, покосившись на монитор, где посверкивали показатели состояния Хантерова. – Давление, сердечный ритм… Он стабилизируется. Жену бы оттуда ещё убрать, – он хмуро покосился на двери. – Не понимаю я, зачем это нужно, только больному мешать.
– Мешать умереть? Это мы можем, – фыркнула врач в возрасте, много чего повидавшая и знающая.
– Такая точно помешает больному умереть. Да что бы ты, Васенька, ещё понимал! Словами можно из такого вытянуть… Вот она и тянет. В нашей работе чего только не увидишь. Иной раз нет шансов у человека, а он выживает, да ещё и живёт до глубокой старости… А вот так. Правда, и наоборот случается – вроде как все шансы есть, а он тонет, сил жить нету и всё тут. И нет того, ради кого за жизнь стоило бы цепляться, ради кого надо выживать. У больного, – врач кивнула на монитор, явно в данный момент олицетворяющий в её глазах Хантерова, – Есть ради кого жить. Так что он будет стараться.
Первое, что услышал Кирилл Харитонович, придя в себя, был голос Машки.
– Странно, а она-то тут откуда? Вроде меня подстрелили… И даже символично так – стрелой.
Правда, полубредовые рассуждения о символике и прочей ерунде были напрочь смыты осознанием того, что жена не просто не мерещится, а ещё и плачет вовсю.
– Маш? Ты чего рыдаешь? – голос прорезался не сразу и был неожиданно сиплым и слабым, словно он подразучился им пользоваться.
– Ты ещё и спрашиваешь! – Маша от облегчения расплакалась ещё сильнее, правда, и в руки себя взяла быстро, и, сердито вытерев опухшие глаза, выговорила:
– Ты же третий день без сознания!
– Да ладно… Из-за какой-то ерунды? Старею, видимо! – Хантеров ещё и пошутить попытался, правда, сил форсить особо не было, но это и не страшно – Машка его и не в таком виде наблюдала, она поймёт.
Через день его перевели в обычную палату, признав, что его жизни уже ничего не угрожает, правда, не осознавая, насколько быстро он сам становится угрозой.
– Кто стрелял? Нет, не видел и увидеть не мог – арбалетчик в камышах был, – рассуждал Хантеров на «военном совете», собравшемся в его палате.
– Думаешь, это на тебя покушались? – осведомился Миронов.
– Уверен – не зря же поджог был. Разумеется, я бы приехал – ты рядом, мне надо было проверить, не угрожает ли это тебе и семье. Для пущего эффекта и поджог был такой демонстративный.
– Чтобы точно тебя вызвали… – кивнул Миронов.
– Именно так.
– Думаешь, это связано с последним нашим контрактом?
Заказ на огромные суммы денег был весьма и весьма привлекателен. Достался он именно Миронову, что сильно разозлило конкурирующую компанию. Хантерову, который сыграл не последнюю роль в том, чтобы получение заказа, а также его исполнение не было сорвано, угрожали уже напрямую, но всё поутихло где-то пару месяцев назад.
– Возможно… А, кстати, где Машка? – Хантеров почти всё время спал, даже поговорить у них пока не получилось. Но он точно знал, что она рядом – в палате. Когда пришёл Пётр и его помощники, Маша тактично ушла, и вот это Хака беспокоило.
– Я же к ней охрану не просто так приставлял. Нет, её эти… Ну ты понял, о ком я, уже неопасны. А вот наши… гм… партнёры, эти да, могли бы и напакостничать.
– А почему ты её не предупредил? – уточнил Пётр Иванович.
– Да и так всего много было. Не решился лишнее вешать. Может, и зря, – ну как скажешь, что, ко всему прочему, думал о том, что Машка напрочь откажется с ним общаться, не пожелав снова пускать в свою жизнь лишние проблемы?
– Зря-зря. Маша у тебя молодец, она поняла бы! Позвать её? – Миронов улыбнулся.
– Нет, я сам потом ей всё расскажу. Она с охраной?