Детектив для неправильных людей

– Да я всё понимаю. Более того, понимаю и то, что она имеет полное право меня в этом винить! Это же со мной хотели свести счёты …

– Думаешь, разорвёт отношения?

– Не знаю… Серёга говорит, что она тихая-тихая и такая спокойная, что ему аж страшновато.

Мужчины понимающе переглянулись.

– Нда… Лучше бы поскандалила! Ты, кстати, чувствуешь себя как? Скандал переживёшь, если что? Я имею ввиду скандал в Машином исполнении… – уточнил Миронов.

– Подразумеваешь битьё мною машин и дорожных покрытий? Неее, это Машка так среагировала от ужаса и шока… Но вообще-то вот это тихое её поведение, конечно, меня сильно настораживает. Ладно, поеду я, и будь что будет!

Настороженность Хантерова взвыла корабельной сиреной, когда Маша непоколебимо спокойно встретила его на крыльце, уточнила, будет ли он ужинать, выслушала его подробный рассказ о том, как всё получилось, и известие о том, что все враги повержены, и всё это вполне себе тихо и мирно. С полным ощущением того, что она вообще где-то не тут!

– Маш, может ты со мной поговорить хочешь? – крайне аккуратно уточнил Хантеров, когда дети разошлись по своим комнатам.

– Может и хочу, но пока не буду! – Маша упорно на него не смотрела. – И вообще, раз опасности больше нет, я хочу кое-куда сходить. Одна.

– Хорошо, как скажешь. А куда?

– Туда, куда мне нужно! – Маша очень старательно держала себя в руках. Так старательно, что разбила две тарелки о край раковины и даже не сразу поняла, что у неё в руках осколки. – Иди спать, не жди меня!

Хантеров даже спорить не решился… Куда уж тут выпендриваться, когда рядом бомба с тикающим механизмом и ни одного сапёра поблизости.

Он исполнительно убрался в спальную и вскоре оттуда донеслось похрапывание, вызвавшее у Маши горькую усмешку.

– Палится Хунта! Он так старательно изображает сон… Правда, не знает, что спит-то всегда бесшумно. Так, пора мне, а то будут жертвы и глобальные разрушения.

Она переоделась, прихватила небольшой рюкзачок, очень тихо вышла из дома, выскользнула из калитки, совсем не удивившись тому, что за ней по пятам трусит Малк, а в кустах шуршит, отбиваясь от тучи комаров, ответственный Иван.

– Вань, иди спать. Твой дядя сказал, что все враги закончились, так что я на пробежку.

– Ночью? Одна?

– Почему одна? С Малком. Вань, я тебя очень прошу… Не попадайся мне сейчас под ноги и под руки тоже не стоит. А ещё лучше, пойди и спроси у дяди.

– Так он же спит!

– Ничего он не спит – очень старательно изображает сон. Так что можешь сбегать и уточнить.

Наивный Иван, понадеявшись на то, что в любом случае Машу-то догонит, метнулся к дому, а когда, наткнувшись на полностью одетого Хантерова, выскочил обратно вместе с ним, Маши уже и след простыл.

У каждого человека есть кое-что очень-очень личное. Такое, что даже самым близким показывать не надо. Нет, не потому что это как-то постыдно, а просто потому, что касается только вас и никого больше.

Это личное надо знать в лицо, узнавать его шаги, понимать, как с ним общаться – общаться с самим собой.

Маша себя знала… Она много чего могла делать, многое умела выносить, но наступал какой-то предел, когда внутри закручивалась спиралью ярость уже на любого, кто подходит слишком близко, на всех, кто её беспокоит, когда она сама уже на грани, когда сил нет совсем, когда ей бы самой выкарабкаться… И тогда лучше бы справиться с этим самостоятельно, не выплёскивая эти тугие струи огня на близких, случайно попавших под удар, родных, правых и виноватых.

Она использовала это знание, когда Хантерова ранили первый раз и она месяц жила в его больнице, вывернувшись чуть не наизнанку, потом, когда он изменил, и особенно когда два последних года пришлось вкалывать как проклятой на весьма и весьма непростой работе, а приходя домой обнаруживать там кроме детей с их проблемами и домашних дел, ещё и Илью с его неуместными разговорами о деньгах и его разлюбезном семействе.

Когда силы заканчивались, а от попыток сдержаться, не наорать, переходя на визг и ультразвук, не разметать всё в мелкое клочьё, внутри мелко подрагивала какая-то последняя предохранительная жилка, Маша ехала на дачу, а оттуда уходила в лес.

Все мы разные… Кому-то хватает любимого рукоделия, кто-то снимает стресс уборкой до последней вражеской пылинки, кто-то идёт в парк, а кому-то нужна вкусная еда и хорошая книга, кошка на руках и дождь за окном, некоторым жизненно необходимо полежать в ванной, и чтобы никто и близко к двери не подходил!

Ванну Маша любила… до предпоследних событий, но это была мера для лёгкого стресса, а вот для такого состояния, какое настигло её сейчас, требовалось что-то посущественнее.

Если дело было зимой, ранней весной или поздней осенью, ей хватало устроить многокилометровый обход знакомых с детства территорий, чувствуя, что накопленная в душе ярость и крайняя, пограничная усталость уходят, отставая от неё, теряясь на пересечении лесных троп, путаясь в еловых лапах, а летом или ранней тёплой осенью этого было недостаточно…