– Ты чего, дурак? – напрямую уточнила Настя. – Чего там тебе неудобно? То есть лопать в бане какую-то консервууу, – она презрительно сморщила нос в сторону ёмкости с какой-то едой, специально коверкая слово, – Ему удобно, а с семьёй позавтракать, значит, неудобно? И вообще, Ванечка, я тебе ещё спасибо не сказала!
– Да ладно тебе… – прогудел тронутый до глубины души Иван. Ему так приятно стало от вот этого «с семьёй позавтракать». Нет, дядя говорил, конечно, и Мария тоже, но…
– А вот и не ладно! – Настя внезапно прижалась лбом к плечу троюродного брата, глубоко вздохнула и пробормотала скороговоркой. – Ты меня выручил и спас. Я… Я тебе так благодарна. Я так испугалась!
Правда, окончательно смущать Ваньку она не стала – быстро шагнула в сторону, независимо фыркнула и заявила:
– Но учти, я тебя поблагодарила и хватит! Прилюдно не дождёшься! И чего ты там сидишь, как примороженный? Вставай давай и пошли есть. Ну, быстро!
Какие там шансы были у Ивана не пойти на завтрак? Правильно, минимальные…
Ваня чувствовал себя за общим столом примерно, как дрессированный медведь – крайне неловко, правда недолго. Оладьи были вкусными, малина пахла, как настоящая летняя, несмотря на первую половину сентября за окном. К Сергею он уже как-то привык – нормальный парень, Настя была слишком занята завтраком, чтобы его смущать, а дядя с Марией, которую он так и не мог постоянно называть на «ты», всё время сбиваясь на «вы», смотрели по большей части друг на друга, так что он довольно быстро освоился.
– Вань, ты грибной суп ешь? – вопрос Маши его изумил.
– Ээээ, я?
– А тут что, несколько Ваней есть? – Хантеров саркастически воззрился на племянника.
– Не… В смысле, нет. То есть, только я, а суп я ем, конечно. Я любой суп ем… – растерялся Иван.
– Зачем ты его смущаешь всё время? – укорила Хантерова Маша. – Вань, я просто пока не знаю, что ты любишь.
– Я всё люблю. Всё ем! – неизбалованный разносолами Иван преданно смотрел на оладьи.
– Врёт как дышит! Он терпеть не может рыбу, – вздохнул Хантеров, точно знавший, что, когда мать Ивана не считала нужным что-то готовить, а случалось это часто, мальчишке приходилось довольствоваться только варёной рыбой и иногда целыми неделями. Иван рассказал об этом крайне неохотно, рыбу видеть не мог, а если была хотя бы минимальная возможность её не есть, и в рот не брал.
– Дядь! Да ем я рыбу, – пробубнил Иван, решивший было нипочём не выдавать свои пищевые пристрастия.
– Вань, ты чего? Я вот тоже рыбу не очень. Особенно чистить и потрошить, так и вовсе фуууу… – поморщилась Маша. – А любишь что?
– Всё… Ну, всё, кроме рыбы, – поправился Иван, уловив краем глаза выражение лица откровенно заинтересованного Хака.
Маша покосилась на детей и подумала: – Придётся Сергея и Настёну попросить… Они-то точно выпытают у чудака, что ему вкусно, а что нет. Кто ж его так зашугал?
Бывает такое… Стоит только подумать о человеке, как он, казалось бы, надёжно упрятанный под шуршащими листьями прошлых осеней, давно растаявшими снегами ушедших зим, вернувшимися в свои облака весенними дождями и густыми травами прошедших лет, возвращается, пинком вышвыривая тебя в беззащитное прошлое.
Стоило только довольному Ивану вернуться к бане, с которой он сроднился, напрочь отказываясь переехать в гостевую комнату, стоило только устроиться в гамаке, предварительно уточнив, что дяди на горизонте нет и не предвидится, как завибрировал смартфон. Он расслабленно покосился на экран и чуть из гамака не выпал, увидев на экране, кто именно ему названивает…
– Мам? Что-то случилось?
– Интересное дело! Родной сын вместо «здрасте» мне сразу допрос устраивает! – недовольный голос моментально испортил всё, что окружало Ивана, даже привкус малины стал горьким как противное лекарство. Иван тяжело сглотнул, стараясь избавиться от этого ощущения – естественно, ему это не помогло.
– Здравствуй.
– Хорошо же тебя Кирилл научил с матерью родной общаться! Раз в год звонишь и то не в каждый! – голос был визгливым, явно уже накрутила себя и собирается продолжать в том же духе, а раз никто под руку не попался – можно и сыну позвонить.
– Что ты хочешь? – сухо спросил Иван, слегка пришедший в себя после упоминания о дяде.
– Что я хочу? Что Я ХОЧУ!? Нет, вы подумайте только, люди добрые! Сыночек, единственная кровиночка, лоб здоровенный, спрашивает у мамки, что она хочет! Сидит, гад такой в Москве, зашибает там, домой нос не кажет, не помогает матери ничем!
Разговоры были известны Ивану до последнего слова. Мать обычно не вспоминала о нем, но иногда она напрочь забывала, что сына вообще-то выгнала, вживалась в роль оскорблённой и покинутой матери и начинала названивать Ивану.
Нет, разумнее всего, конечно, было бы трубку не брать вообще, но Ваня по-детски надеялся, что она когда-нибудь скажет что-то про отца. Ну как ему ещё его отыскать? Почему-то дядя категорически отказался в этом помочь, вот и терпел Иван эти звонки, хорошо хоть были они нечастыми.
Он уже приготовился было стоически терпеть, как мать внезапно сменила тон на елейный и вкрадчиво спросила: