Детектив для уютной осени

Меркурьев отнес охапку к костру и свалил в огонь. Сразу сильно задымило, и он загородился рукой.

– Виктор Захарович, – спросил он, подумав, отчего бы и не спросить! – Дом вам принадлежит?

Старик не удивился, не переполошился, он вообще почти не обратил на вопрос внимания. Он продолжал работать.

– Мне, кому же еще, – ответил он, нагибаясь, чтоб вытащить длинный прут. – От родителей ко мне перешел. Завещан дочери, если она найдется.

– А ваша жена?

– Покойницу дом не интересовал, – сообщил Захарыч. – Она уехала девчонкой совсем, какой дом! Да она тут и не жила никогда. У меня в городе квартира была хорошая в немецком доме, четырехкомнатная! Батя-то в отставку генералом вышел, и я в пароходстве был человек не последний. Жена моя с дочкой там обитала, покуда я в море ходил.

– А сейчас?

– Что сейчас, Вася? Прими-ка у меня ветки, несподручно одному, видишь!

Василий Васильевич перехватил у него охапку и потащил к костру.

– Сейчас квартира кому принадлежит?

– Хорошим людям, – сказал Захарыч и улыбнулся. – Я ведь ее продал, когда решил гостиницу открыть! Деньги нужны были, недешевая это история, Вася. На ремонт, на лицензии всякие, на взятки. Все ушло, и квартира, и сбережения мои. Я хорошо зарабатывал, а жил, считай, один!.. А чего ты спрашиваешь-то?

Василий Васильевич палкой разгреб костер, чтобы лучше горело.

– Человек погиб, – произнес он задумчиво. – Изумруд у Кристины украли. Какая-то странная история, Виктор Захарович. Все одно к одному.

– Ох, изумруд этот еще на мою голову!.. Не знаешь, написала она заявление, нет?

– Нет, и не собирается.

Старик стянул рукавицы, вздохнул и опустился на скамейку.

– Вот и не знаешь, радоваться или что делать. Вроде хорошо, что не написала, гора с плеч. А с другой стороны, искать-то его надо, перстень этот!.. Великих денег стоит, так Кристинка говорит. А где его искать? Кто будет искать?..

Василий Васильевич сел рядом.

– Хорошее тут место, – сказал он, глядя в сторону моря.

– Хорошее, – согласился хозяин. – Чисто, тихо, просторно. Я в умной книжке читал, где маяк, всегда так. Он будто охраняет. Я все детство на маяке провел, вон с Нинулькой, с Нинель Федоровной! Мы оттуда не вылезали, все в моряков играли.

Виктор Захарович засмеялся с тоской.

– Маяк наш старый, его еще немцы закрыли. На дальнем мысу один остался, а этот закрыли. Говорят, смотритель еще долго тут жил. Как в сказке – старик со своею старухой у самого синего моря. Домик у них поставлен был в лесочке, под обрывом. Сейчас от домика и следа не найдешь, а я развалины помню, хоть и маленький был. Жена смотрителя, покуда жива была, в этом доме, который теперь мой, служила то ли кухаркой, то ли горничной, и хозяйка ее отличала, любила, секретничала с ней. Товарками были, одним словом! Так рассказывали. Муж ревновал даже, говорил: мол, ты в этом доме больше времени проводишь, чем в нашем!

Меркурьев слушал, не перебивая.

– На маяке потайной лаз наверх есть, – сказал старик и опять засмеялся. – Небось не веришь!

– Верю, – с запинкой вымолвил Василий Васильевич.

– Уж я тебе не скажу, зачем он там нужен, лаз этот! Вроде когда война, а корабль подходит, чтобы смотритель мог потихоньку подняться и дать сигнал – смотри, мол, в оба, берег близко! У нас на Балтике туманы такие бывают!..

– Откуда вы знаете про потайной лаз?

– Так мы с Нинулькой его и нашли! До нас-то о нем ни одна живая душа не знала! И сейчас не знает, тебе первому говорю. Мы нашли его и поклялись, что никогда никому не скажем!.. Перочинный ножик у меня был, отцовский подарок, еще трофейный, так мы на крови поклялись, дураки малолетние. Я себя по ладони полоснул, а потом Нинулька себя полоснула. Она мою кровь как увидела, так вся позеленела, затряслась, но сдюжила, не отступила.

– Жил старик со своею старухой, – задумчиво проговорил Василий Васильевич, – у самого синего моря.

– То-то и оно.

– И никто не знал? Про потайную лестницу?

– Никто, Вася. – Виктор Захарович поднялся, вновь натянул рукавицы и продолжил неожиданно: – Ты молодой, Вася, береги время. Все, что ни есть, до единой минуточки. Зря не растрачивай – на глупости, там, на ссоры, на злобу, на пустяки. Оно пройдет, как песок просыплется, ничего не останется. А столько хорошего вокруг, Вася! Вон маяк, море, лес, дом. Мое время почти вышло, а жалко умереть и все бросить. На том свете, поди, ни маяка нет, ни сада, ни молодости, ни старости.

– Подождите, Виктор Захарович, – сказал Меркурьев, подумав про Канта с Бесселем. – Не спешите. Как там, никто не знает, а здесь и вправду хорошо.

Он кинул в костер еще одну охапку сучьев.

– Странно, что вы дочь не можете найти, – удивился он. – Не могла же она исчезнуть!..

– Может, куда за границу уехала.

– Может, и так, – согласился Меркурьев.

Они работали вдвоем довольно долго, Меркурьеву захотелось есть, и он совершенно забыл про книгу «Философия Канта», которая была у него в кармане…