Детектив и политика 1990 №4(8)

Они больше не интересовали Денисова. Ему нужен был только Вартан. Он вновь ворвался в коридорчик и распахнул дверь в кабинет. Пусто. Сжимая дубинку, Денисов выскочил в зал пельменной. Какая-то женщина, взвизгнув, отпрянула, едва не уронив поднос, и Денисов опомнился. Спрятал прут и, проталкиваясь сквозь толпу, выбрался на улицу. Напряжение спало, и он почувствовал, как саднит лицо. Потрогал и скривился от боли — кожа над правым глазом содрана, и бровь, наверное, рассечена — на пальцах кровь. Он закрыл рану платком и нагнул голову, но снующих мимо людей не интересовали его ссадины и синяки. Толпа одиночек, населяющих огромный город, брезгливо обтекала Денисова, такого же одиночку, одного из миллионов одинаково равнодушных друг к другу сограждан.

Итак, он проиграл первый же раунд, а значит, вообще все безнадежно проиграл. Вартан оказался не только сильнее — это и так было ясно с самого начала, — он опережал Денисова, не оставляя ему никаких шансов. Теперь Денисов ясно понимал, почему так случилось, и клял себя за то, что оказался настолько глуп. Его продал Валентин. Может быть, уже через минуту после вчерашнего разговора в ресторане.

Иначе быть и не могло. И Валентин, и Вартан были не просто людьми одного круга. Они — из одной системы, они свои. Да и не стал бы Денисов обращаться к Валентину, если бы не рассчитывал именно на это. Не оценил он лишь того очевидного обстоятельства, что ворон ворону, как правило, глаз не клюет. А кем был для Валентина Денисов? Призовым рысаком, ставка на которого гарантированно приносит навар? Платным актером? Крашеным цыганом ресторанных подмостков — червонец за песню для любого гостя?

Денисов сжал кулаки и бессильно скрипнул зубами. Ладно, Валентин, сочтемся, придет время…

Но именно сейчас без Валентина Денисову было не обойтись. Пашку надо было спасать, вытаскивать любой ценой и как можно скорее.

Он схватил телефонный аппарат и принялся накручивать диск, опасаясь лишь того, что Валентина вдруг не окажется дома.

Но Валентин был у себя. Видимо, Денисов застал его сразу после очень вкусного обеда: гопос Валентина был сыт и мягок, как свежий плавленый сыр. Даже интонации участия и интереса удавались ему с большим трудом, когда он говорил, что рад слышать Денисова, и спрашивал, как у него дела.

— Я тебя очень прошу, Валентин, — запинаясь, начал Денисов, — скажи ему: я на все согласен. Только скорее, сейчас же.

— Кому? — не понял или притворился Валентин.

— Разыщи Вартана. Пусть отпустит Пашку. Завтра вечером деньги будут. Но Пашка должен быть дома.

— Разве его найдешь так сразу, — промямлил Валентин.

— Я знаю, ты можешь. Я тебя умоляю, Валентин!

— Ну хорошо… я попытаюсь, — согласился Валентин, и Денисов понял, что был прав в своих догадках.

— И еще одна просьба, — продолжал Денисов гораздо спокойнее. — Мне нужны эти деньги.

Теперь Валентин обдумывал ответ намного дольше.

— Это большие деньги. Седой.

— Ты меня знаешь.

— Это будет очень сложно для меня.

— Короче, ты мне отказываешь?

— Я этого не сказал, — поспешно возразил Валентин. — Но хочу, чтобы ты понял: я сам попаду в очень сложное положение.

— Ты хочешь проценты? Говори прямо. Твои условия?

И снова Валентин надолго замолчал, однако Денисов уже чувствовал, что пауза эта — лишь игра. Валентин отлично знал, чего хочет.

— Я бы попросил тебя вот о чем, — заговорил он, начав со вздоха. — Но ты должен понять мое положение.

— Хватит, Валентин, говори прямо, что тебе нужно.

Валентин опять громко вздохнул в трубку, что должно было означать тяжкие колебания, а потом соизволил объясниться.

— Я хочу долю, Седой.

Нельзя сказать, что Денисов этого не ждал. Уже года два под разными предлогами Валентин навязывался ему в компаньоны.

— Сколько?

— Пятьдесят копеек.

Это означало, что теперь Денисов должен платить Валентину половину любого выигрыша. Это означало также, что до полной выплаты долга Денисов обязан играть там и тогда, где и когда захочет Валентин. Правда, со своей стороны, Валентин возмещал бы ему и половину проигрыша — участие в доле несло известный коммерческий риск. Но лишь теоретически. Валентин не допускал, чтобы в делах теория воплощалась в практику таким нежелательным образом.

— На какой срок доля?

— Пять лет. Я думаю, это справедливо.

— Ты с ума сошел, Валентин. Что же я пять лет буду на тебя ишачить?

Голос Валентина сделался холоден.

— Ведь ты сам мне позвонил, Седой, правда? Ты же сам ко мне обратился. Это ты задаешь вопрос о том, какие у меня условия. Так чего же тебе еще нужно?

— Ты прав, — хмуро сказал Денисов. — Я согласен. Но Пашка должен быть дома уже сегодня. А потом мы решим остальные вопросы.

— Ну и ладненько, я очень рад, — отвечал Валентин, и было ясно, что это действительно так. — Все будет нормально, Жора. Я тебе такие гастроли организую — будь здоров. У тебя еще будет возможность убедиться, как правильно ты поступил.

— Ладно, ладно, — пробормотал Денисов. — Учти: главное сейчас — это Пашка.

— Все будет как надо, — заверил Валентин. — Пока!

— Пока, — сказал Денисов. — Стой! Скажи, Валентин, а Ираклик и Воробей — они тоже на тебя работают?