Детектив и политика 1991 №2

В эту эпоху в лице Синана появляется еще один своеобразный и особенно страшный лидер асасинов. Решив, что он является воплощением Бога на земле, Синан вознамерился жить в соответствии с этим представлением. Никто никогда не видел, как он ест, пьет, спит или плюет. От восхода до заката он стоял в волосяной рубахе на вершине крутого утеса и рассказывал восторженно внимавшим асасинам о своем могуществе и великолепии. Таким образом, одновременно существовали два вождя асасинов, каждый из которых твердо заверял своих сторонников, что он, и только он является Богом. Каждый — Хасан в Персии, Синан в Сирии — повелевал легионами фанатиков-убийц, поклявшихся ему в верности.

После смерти Мохамеда II ему наследовал его сын Джалалуддин, отменивший приказ не совершать никаких религиозных обрядов. Он понял, что сможет добиться очень многого, если будет действовать под маской ортодоксального благочестия, и послал во все концы исламского мира своих представителей, поручив им возвестить о его преданности истинной вере. Он даже стал открыто поносить своих предшественников, желая убедить недоверчивых в том, что асасины собираются начать новую жизнь. В результате того, что сегодня назвали бы реализацией долговременного и масштабного пропагандистского плана, он был признан половиной ортодоксальных владык как глава законной религиозной общины и (первый асасин, удостоенный такой чести) получил титул эмира.

После двенадцатилетнего правления Джалалуддин умер в 1203 году, передав власть Алаэддину (Аладдину) — девятилетнему ребенку. Слабый, бездарный и глупый Алаэддин не оставил почти никакого следа в истории. Насколько известно, главным его увлечением были овцы, к которым он был так сильно привязан, что для него специально построили маленькую хижину возле овчарни, где он проводил почти все свое время. Несмотря на любовь к овцам, он отличался необыкновенной жестокостью и, следуя традициям, продолжал терроризировать любого мелкого или крупного деятеля, который не платил дань секте или отказывался с ней сотрудничать. Асасины имели глаза, руки и уши повсюду. Посвященный член секты мог быть отправлен за тысячу миль, где ему следовало обосноваться и ждать, когда из Аламута придет приказ выполнить его кровавую миссию. Вот, например, какая история случилась при дворе хорезмшаха: "Посол исмаилитов часто наведывался к визирю. Однажды, к концу превосходного званого обеда, когда вино, которое они пили в нарушение закона, ударило им в голову, посол в порыве откровенности рассказал визирю, что среди придворных, конюхов, телохранителей и других людей из непосредственного окружения шаха было несколько исмаилитов. Напуганный и в то же время охваченный любопытством визирь упросил посла показать ему этих опасных слуг, дав свою салфетку как залог того, что с ними не случится ничего плохого. В тот же миг по знаку посла пять человек из числа прислуживающих на пиру выступили вперед, признавая тем самым, что они переодетые асасины. Один из них, индус, сказал визирю: "В любой день и час я мог без шума убить тебя — и не сделал этого только потому, что не получил приказа от моих повелителей". Визирь взмолился о пощаде. История дошла до шаха, который приказал схватить этих асасинов и сжечь их заживо. "Все пятеро были брошены в пылающий костер и сгорели, торжествуя, что оказались достойными принять страдание и смерть ради великого "Горного старца".

Последнее слово все-таки осталось за асасинами: сразу же после этого события из Аламута поступил приказ, чтобы шах заплатил за каждого сожженного по десять тысяч золотых, — и тот подчинился.

Одним из любимых, хотя и побочных занятий асасинов было содержание в Аламуте в качестве пленников талантливых и образованных людей, приносящих секте пользу благодаря своим познаниям в военном деле, педагогике и других областях. Среди этих пленников были, в частности, врач, знаменитый астроном и крупнейший художник Персии, работавший только по личным заказам "Горного старца".

Конец главы был близок: монгольские орды Хулагу — внука Чингисхана — методично разрушали все исламские цивилизации, лежавшие на пути их неумолимого движения на Запад. Сын и преемник Алаэддина, Рукнеддин, попробовал остановить волну монгольского наступления, однако после ряда стычек, сражений, а также происков и козней с той и с другой стороны потерпел поражение. Насколько возможно, он пытался выиграть время, но в конце концов был убит победоносными монголами. Могущество асасинов в Персии было сокрушено, и оставшиеся в живых члены секты получили приказ — никто не знает от кого — затаиться и ждать, когда поступит сигнал действовать. В Аламуте воцарилась тишина; неразгромленной оставалась только сирийская часть организации.