Не знаю, как он оказался в Америке. И теперь, читая эти письма и слушая красивые слова о правосудии, которые плетет мне офицер полиции святого Иерусалима, я думаю: пусть осудят его другие. Я думаю, что, если я приду и буду показывать против него, он скажет себе: "Да, зря я не убил его, зря я оставил его; он такой же, как и я, он и теперь мне мстит, он и теперь желает мне смерти". В его глазах я окажусь на одной с ним доске. Потому что и в самом деле: не убитый им, я прихожу для того, чтобы он оказался расстрелянным. И если все эти годы я служил опровержением, то, придя на суд, я стану подтверждением его слов: "Убей, чтоб не быть убитым". И тогда, как ни решили бы судьи, — он себя оправдает. Поэтому пусть суд в Чикаго идет без меня. Пусть там снова клубится лиловый столб дыма. Но без меня.
ЭКСПЕРТИЗА
Алекс Слонби
Путешествие из Африки в Москву
"…По физиономиям этих путешественников я сужу об их стране… Приезжая из России, они веселы, радостны, довольны. Это — птицы, вырвавшиеся из клетки на свободу. Мужчины, женщины, старые и молодые счастливы, как школьники на каникулах. И те же люди, возвращаясь в Россию, становятся мрачными, их лица вытянуты, разговор резок и отрывист, во всем видна озабоченность и тревога…"
© Алекс Слонби, 1991.
Когда я вошел в салон самолета, неулыбчивая стюардесса уже раздала газеты и вместо лиц я увидел с десяток "Правд". Лишь еще один, кроме меня, не читал — дерганый какой-то, в черном драповом пальто и черном же под ним костюме, нейлоновой рубашке и неярком галстуке. Он все время порывался встать и куда-то уйти, а стюардесса его останавливала: "Вот подождите, взлетим, тогда…" "Ну как же, — страдальчески морщился пассажир, — ведь он — там, а я — здесь!"
Я вспомнил, что в аэропорту один товарищ, тоже в черном драповом пальто, хотя и в сером костюме, ругался с кем-то, что вот, мол, заказывали первый класс, а теперь что получается? А этот стоял рядом и так же нервничал. Видимо, начальника обидели, а подчиненный просто не мог себе позволить лететь классом выше. Вот и переживал, рвался поменяться.
Завыли моторы, пассажиры, быстро покончив с "Правдой", открывали лица. Все без исключения были серьезны, ни тени улыбки не мелькнуло на их сжатых губах, в глазах застыло что-то определенно тоскливое. Самолет набрал высоту, пришел начальник моего соседа, степенно занял его место, даже не сказав спасибо, а тот, склонившись: "Еще раз извините за накладочку", не дождавшись ответа, исчез. Видимо, разговор продолжится дома, в родных стенах.
Начальник сел, взял "Правду" и закрылся.
Стюардесса тем временем разнесла аэрофлотовскую пищу: кусок курицы, которую все летавшие называют "мертвой", возможно, из-за цвета, вареное мясо, копченую колбасу. Предложила напитки: водка, коньяк, сухое вино, пиво.
Сосед убрал "Правду", вытребовал пузатую рюмку коньяку и стакан пива и, получив все это, выпил в том же порядке, после чего приступил к курице.
Процесс приема алкоголя в салоне был синхронизирован до такой степени, что самолет даже слегка качнулся от одновременного движения рук, возвративших на столики пустые стаканы.
Но и после этого попутчики остались молчаливы, сосредоточенны. Они набирали калории перед возвращением домой.
Через два часа мы должны были приземлиться в "Шереметьево". В голове кинопленкой прокручивались назад города и страны. Большое, длинное путешествие. Десятки тысяч километров. И везде я встречал эти лица, как бы изначально лишенные положительных выражений лица соотечественников. Их легко распознать в самой сложной толпе, в любом городе. В глазах у них стоит постоянное ожидание неприятного. Они все время думают о том, что настанет момент и придется возвращаться домой. И эта мысль мешает им радоваться жизни.
…Водитель держал тайну, проинструктированный заранее. Похоже, что на всем маршруте африканский тамтам выстукивал предупреждение: "Не болтать лишнего! Не болтать!" И привычные наши люди замолкали, когда их спрашивали об обычных вроде бы вещах. Руководитель совучреждения в одной из стран откровенно признался: "Я всех своих предупредил: если спросят, как дела, отвечать, что все хорошо, всем довольны. А то, знаете, сморозят чего-нибудь, потом век не отмоешься".
Водитель работал на далекой стройке, сооружал огромный завод в центре Африки.
— Как работается? — спросил я его.
— Работа у нас идет отлично, — убежденно и правдоподобно начал он. — Мы всем довольны. Все у нас хорошо.
— А трудности какие-нибудь есть? — кинул я ему спасательный круг.