Я понимал, да и все мы понимали, что Грант не знал да и вовсе не хотел знать подробности семейной жизни Арта; но последние месяцы Гранта будто пожирала какая-то внутренняя злоба, каждая самая обыденная его фраза просто сочилась ядом. Мы видели причину в том, что он покатился по лестнице вниз, даже не поднявшись довер-. ху. По характеру он был очень честолюбив и безжалостен, и это помогало ему совершенствоваться в жокейском ремесле. Но в какой-то момент на гребне успеха, когда он привлек внимание публики вереницей побед и начал регулярно работать для Джеймса Эксминстера, одного из самых высококлассных тренеров, что-то случилось: Грант потерял работу у Эксминстера, и другие тренеры нанимали его все реже и реже. Несостоявшийся заезд был у него сегодня единственным.
Грант был смуглый, волосатый, крепко скроенный мужчина лет тридцати, с высокими выступающими скулами и широким носом с постоянно раздувающимися ноздрями. Мне приходилось проводить в его компании гораздо больше времени, чем хотелось бы, потому что моя вешалка в раздевалке почти на всех скачках была рядом с его и нашу форму приводил в порядок один и тот же гардеробщик. Грант, не задумываясь, брал мои вещи, не спрашивая и не благодаря, и если он что-нибудь портил, то всегда заявлял, что ничего не трогал. Когда я впервые встретил его, меня забавлял его иронический юмор, но два года спустя, к тому времени, когда умер Арт, меня уже тошнило от взрывов его настроения, грубости и злобного характера.
За шесть недель, с начала нынешнего сезона, несколько раз я видел, как Грант стоит с вытянутой вперед головой и в недоумении разглядывает все вокруг, будто бык, с которым играет матадор. Бык, измученный борьбой с куском ткани, бык, сбитый с толку и сокрушенный. Вся его удивительная сила истрачена на пустяки, которые он не может проткнуть рогами. Конечно, в такие моменты мне было жаль Гранта, но в остальное время я старался держаться от него подальше.
После злобного предположения Гранта мы замолчали. В этот момент один из служащих ипподрома спустился в раздевалку и, увидев меня, крикнул:
— Финн, вас хотят видеть распорядители!
— Сейчас? — переспросил я, стоя в рубашке и трусах.
— Сию же минуту, — усмехнулся он.
— Хорошо. — Я быстро оделся, пригладил щеткой волосы, через весовую прошел к двери распорядителей и постучал.
Все трое распорядителей, секретарь скачек и Корин Келлар сидели за большим продолговатым столом на неудобных на вид стульях с прямыми спинками.
Лорд Тирролд сказал:
— Проходите и закройте дверь.
Я так и сделал.
Он продолжал:
— Я знаю, что вы стояли рядом с Метьюзом, когда он… мм… застрелился. Вы действительно видели, как он сделал… это? Я имею в виду, вы видели, как он вытащил пистолет и приставил к виску, или вы посмотрели на него, только услышав выстрел?
— Я видел, как он вытащил пистолет и приставил его к виску, сэр.
— Очень хорошо, в таком случае полиция, наверно, захочет получить ваши показания, пожалуйста, не уходите из весовой, пока они не встретятся с вами. Мы ждем инспектора, он вернется сюда из комнаты первой помощи.
Кивком он отпустил меня, но, когда я уже взялся за ручку двери, спросил:
— Финн… вы не знаете, что могло бы подтолкнуть Метьюза уйти из жизни?
Я слишком долго колебался, прежде чем обернулся и твердо сказал: "Нет". И эта лишняя доля секунды сделала мой ответ неубедительным. Я посмотрел на Корина Келлара, занятого изучением собственных ногтей.
— Мистер Келлар может знать, — неуверенно проговорил я.
Распорядители переглянулись. Мистер Боллертон, все еще бледный от приступа тошноты, вызванной видом тела Арта, сделал отметающий жест рукой и сказал:
— Не считаете же вы, будто мы поверим, что, мол, Метьюз застрелился просто потому, что Келлар был неудовлетворен его работой? — Он посмотрел на других распорядителей и продолжал, подчеркивая каждое слово: — В самом деле, если эти жокеи до того зазнались, что не могут вынести немного явно заслуженной критики, то им самое время искать другое занятие. Но предполагать, что Метьюз покончил самоубийством из-за пары неприятных слов, — безответственно и вредно.
В этот момент я вспомнил, что лошадь Арта, которую тренировал Корин Келлар, принадлежала именно Бол-лертону. "Неудовлетворен его работой". Бесцветная фраза, какую он использовал для описания целого ряда язвительных стычек между Артом и тренером после скачек, вдруг показалась мне неуклюжей попыткой скрыть беспокойство. "Вы знаете, почему Арт застрелился, — подумал я, — и вы были одной из причин, но не хотите признаться в этом даже себе".
Я снова взглянул на лорда Тирролда и обнаружил, что он задумчиво изучает меня.
— Это все, Финн? — спросил он.
— Да, сэр.
Я вышел, и на этот раз они не задержали меня, но я еще был в весовой, когда дверь снова открылась, и я услышал голос Корина за своей спиной:
— Роб!
Я обернулся и подождал его.
— Весьма благодарен, — саркастически начал он, — за эту маленькую свинью, которую вы мне подложили.
— Вы уже сказали им об этом, — заметил я.
— Конечно, сказал.