Детектив и политика 1991 №4(14)

Люди такого роста редко встречаются даже среди патагонцев, и я более не сомневался, что мне верно указали место жительства Саблена. Было, однако, слишком поздно, и я отложил свой визит на утро. А чтобы мой молодчик не ускользнул от меня, я решил, несмотря на ливень, караулить у его дома. Вместе с одним из своих агентов я простоял там всю ночь. На рассвете кто-то открыл дверь, и я бесшумно пробрался в дом, чтобы разведать, не пора ли действовать. Едва я ступил на лестницу, как услышал чьи-то шаги: навстречу мне спускалась, с трудом передвигая ноги, женщина с измученным лицом, на котором явственно читалось страдание. Увидев меня, она вскрикнула и повернула обратно. Я — за ней и успел проскочить в дверь, которую она открыла своим ключом. "Это Видок", — с ужасом в голосе объявила она кому-то. В задней комнате на кровати лежал мужчина, он поднял голову, и я узнал Саблена. Я бросился к нему и, не дав опомниться, надел наручники.

Во время этой операции женщина, опустившись на стул, стонала и корчилась от боли. "Что это с вашей благоверной?" — спросил я.

"Разве вы не видите, что она собралась рожать? Всю ночь промучилась. Когда вы ее встретили, она шла к повитухе".

В этот момент стоны усилились: "Боже мой, боже мой, — приговаривала женщина, — я больше не могу, умираю. Сжальтесь надо мной. Ой, больно-больно! Да помогите же мне! Помогите!"

Надо было иметь каменное сердце, чтобы равнодушно смотреть на такие муки. Но что же делать? Ясно, без повивальной бабки не обойтись. Но кого послать за ней? С таким силачом, как Саблен, и двое-то едва справятся, вздумай он бежать. Нет, мне никак нельзя было выйти, но не мог же я допустить, чтобы женщина умерла. Вынужденный выбирать между долгом и состраданием, я совершенно растерялся. Внезапно на память мне пришел исторический случай, красочно описанный мадам де Жанлис: я вспомнил великого монарха, принимавшего роды у Ла-вальер, и меня осенило. Нужен акушер, что ж? Я буду им! Ну, живей за дело! Я засучил рукава, и не прошло получаса, как мадам Саблен разрешилась от бремени — она родила сына, прелестного мальчика. Проделав все процедуры, необходимые при первом появлении или, позволю себе сказать, выходе в свет, я запеленал малютку и, закончив дело, с радостью убедился, что мать и дитя чувствуют себя прекрасно.

Оставалось исполнить еще одну формальность — вписать новорожденного в книгу актов гражданского состояния; я вызвался быть свидетелем, и когда поставил свою подпись, мадам Саблен сказала:

"Ах, месье Жюль, раз уж вы здесь, окажите нам еще одну услугу".

"Какую?"

"Я даже боюсь вымолвить…"

"Говорите уж, если только это в моих возможностях…"

"У нас нет крестного отца, и если бы вы были так любезны…"

"Ладно, лучше уж я, чем кто-нибудь другой. А где крестная мать?"

Мадам Саблен попросила позвать одну из своих соседок, и мы все отправились в церковь — вместе с Сабленом (я уж позаботился о том, чтобы он не смог сбежать). Крестины, хоть и скромные, стоили мне не меньше 50 франков.

После хорошего завтрака, доставленного по моему распоряжению в комнату роженицы, я увез Саблена в Париж, где его приговорили к пяти годам тюремного заключения. В Форсе, где он отбывал свое наказание, Саблен устроился помощником привратника и благодаря этой должности жил припеваючи, да еще сколотил за счет арестантов и навещавших их лиц небольшой капиталец, который намеревался разделить со своей супругой. Но к тому времени, когда его выпустили, моя кума Саблен, тоже имевшая привычку прикарманивать чужое добро, сидела в тюрьме Сен-Лазар. Разлученный со своей благоверной, Саблен затосковал в одиночестве и, как многие другие, плохо кончил. Однажды вечером, взяв все свои сбережения, он пошел в игорный дом и все спустил. А через два дня его нашли в Булонском лесу: он повесился на одном из деревьев так называемой "Аллеи воров".

* * *

Любовница одного вора по имени Шарпантье (более известного по кличке Винное пятно или Трюмо) была арестована вместе с ним за участие в краже с применением поддельных ключей. Хотя ее сообщника приговорили к галерам, она за отсутствием улик была оправдана. Генриетта, так звали эту женщину, дружила с некоей Розали Дюбю и, едва оказавшись на свободе, занялась вместе с ней квартирными кражами. Многочисленные жалобы пострадавших заставили полицию обратить внимание на подружек. Генриетта жила на улице Гран-Юрлер. Получив задание следить за ней, я первым делом постарался познакомиться, подстерег ее на улице и подошел с такими словами: "Как удачно, что я встретил вас. Я как раз направлялся к вам".

"Но я вовсе не знаю вас".

"Как же вы не помните, мы виделись в "Иль д'Амур", вы были там с Шарпантье".

"Возможно".

"Так вот, я приехал из Бреста, ваш друг велел вам кланяться. Бедняга рвется к вам, но он числится в подозрительных, и бежать нынче труднее, чем когда-либо".

"Ах, черт возьми, теперь я припомнила вас. Вы еще были с нами у Дюшена в "Каппеле", где мы гуляли с друзьями".