Детектив и политика 1991 №4(14)

Впрочем, это и были мусорные мешки.

Они еще служат для транспортировки трупов.

Чтобы не испачкать машину кровью.

Я повернул назад.

Дойдя до улицы Сен-Пер, я увидел писсуар и сунул в щель монету.

Присев на унитаз, я расстегнул плащ, потом куртку. Рубашка прилипла к коже, и я побоялся отдирать ее. Незачем тревожить рану, если она больше не кровоточит.

Борясь с подступившей дурнотой, я осмотрел правый бок. Да, мне еще повезло. Пуля прошла сквозь мякоть навылет. Рана была глубокая, но хорошо хоть мне не нафаршировали свинцом легкие.

Я опять открыл бутылку "Риклеса" и вылил несколько капель на рану.

Мне пришлось изо всех сил стиснуть челюсти, чтобы не хлопнуться в обморок. Скрежеща зубами не хуже какого-нибудь вампира, я все же довольно прилично обработал рану. Потом оторвал полосу от рубашки и сделал перевязку, туго затянув концы ткани.

Затем я кое-как умылся и даже нашел силы причесаться. Результат был не ахти какой, но все же, сказал я себе, лучше, чем ничего.

Теперь мне предстояло решить, что делать дальше.

Куда податься?

С Сильвией кончено.

Бенар… Да нет, и думать нечего. Он меня боится.

Клара?

Да, из всех моих знакомых в Париже оставалась только Клара, — ей я еще мог с грехом пополам довериться.

Маловероятно, что меня вздумают искать у нее.

Выбора не было.

Я сел в метро.

Часы показывали восемь.

Просто удивительное дело, до чего нам становится на все плевать, едва только начинает грозить опасность. Просыпается некий животный инстинкт самосохранения, толкающий на любые поступки, лишь бы выжить. Спасти свою шкуру. Даже если сознаешь, что она гроша ломаного не стоит.

Я чувствовал, что в доме у Сильвии произошло что-то не шибко веселое. И эта девушка, которую я сжимал в объятиях, которую, как мне казалось, любил, которую и вправду любил и тогда и сейчас, эта девушка с ее лучезарной улыбкой удалялась от меня, становясь все меньше и меньше, бесследно исчезая где-то на задворках моей памяти.

Все-таки гнусная штука жизнь!

Весь сжавшись, я сидел в углу вагона, на краешке скамейки. В метро было полно народу, никто не обращал на меня внимания. Что меня вполне устраивало.

Я вышел на ''Гобеленах". Клара жила на улице Монж, и мне пришлось еще немного пройти пешком. Тащась из последних сил. В боку у меня адски пекло, и только спустя какое-то время я заметил, что рана моя вновь открылась. Самое странное, что боль при этом полностью стихла. Меня только безумно не то мутило, но то клонило ко сну, сам точно не знаю.

Голова то тяжелела, то становилась неестественно легкой. Ноги были как ватные.

Да, дела дальше некуда.

Сделав над собой нечеловеческое усилие, я все же добрел до Клариного дома. К счастью, там был лифт. Она жила на четвертом этаже. На площадке — всего две двери.

Я позвонил.

Ни ответа, ни привета.

Я взглянул на часы: без четверти девять.

Вокруг меня все закружилось с бешеной скоростью. Я больше не продержусь.

Я трижды грохнул кулаком в дверь.

И стал падать.

Уцепился за дверную ручку, но это не помогло: я тихонько сползал вниз.

Дверь отворилась, и я мягко ввалился в проем.

На краю разверзшейся передо мной черной пропасти я еще успел увидеть Клару.

Кажется, я даже смог пробормотать: "Не говори… никому…"

Даже не знаю, услышала ли она.

Поняла ли… МРАК.

Глава 21

Потом мрак рассеялся… пробуждение.

Я был запеленут, как младенец. Тугая повязка охватывала все туловище. Под ней уже ощущался легкий, но непрерывный зуд.

Я лежал на кровати с голубыми простынями, под пышной пуховой периной. Такой жаркой, что сдохнуть можно.

Наверное, я проспал бог знает сколько времени. Во всяком случае, на дворе была ночь, это я видел в окно.

Спальня Клары. Я заходил сюда только один раз, не так давно. А теперь мне казалось, что с тех пор прошли века.

Возле кровати стояло кресло. Пустое. Дома ли Клара? Или вышла? Если вышла, то зачем? Повидаться — с кем? Поговорить — с кем?

Тут только до меня дошло, что я даже не знаю Клариной профессии. Никогда не интересовался, кем она работает. Мне ничего не известно о ней, кроме нескольких фактов интимного свойства, по которым вряд ли. можно судить о личности кого бы то ни было…

Я попытался позвать ее, но с моих пересохших губ сорвался лишь какой-то жалобный писк. От этого усилия у меня снова закружилась голова. Нет, далековато мне до выздоровления!

Вдруг я заметил на ночном столике, буквально у себя под носом, полный стакан апельсинового сока. Мне понадобилась не одна минута, чтобы дотянуться до него. Вывернув шею и сжав стакан левой рукой, я медленно осушил его. Потом, взмокнув от напряжения, отвалился на подушку. Выдохшийся вконец.

И почти тотчас же заснул.

Первое, что я увидел, когда вновь открыл глаза, была дымящаяся ложка у моего лица. Я почувствовал, что мне под голову подсовывают вторую подушку, причиняя при этом легкую боль, и застонал.

— Тихо, Люсьен…