Девочка молилась на коленях у себя в комнате перед самодельным распятием, которое вырезал для нее отец:
— Боженька, ты, наверно, не видел, чем они занимались? Ты, наверно. не знаешь, что Эмили танцует голая, а Эми не ходит в костел? Ведь если бы ты все видел и все-все знал, ты бы наказал их, правда? И сделал бы так, чтобы я жила в Париже? Я могу повторить без запинки все молитвы. У меня и четки настоящие, а не бусы, как у нашей соседки, которая любит притворяться, какая она верующая. А я только кушаю много, но это же не самый большой грех, правда? Если ты скажешь, я перестану печь булочки. Буду есть этот дурацкий горох, от которого, сам знаешь, что бывает. Только сделай так, чтобы они не бросили меня здесь одну! Ты ведь забрал к себе мою мать, когда я тебя попросила. Я тебя, Боженька,
Эльжбета подождала небесного знамения, потом покосилась на дверь и с опаской зашептала:
— Ты хочешь, чтобы я сначала рассказала про мой стыд? Ну хорошо. Месяц назад…
Вдруг раздался испуганный крик: Сошелся! Сошелся!
Эльжбета вскочила и кинулась на кухню. Из своей конуры высунулся старик. Эмили смотрела на разложенные карты, словно отказываясь верить собственным глазам.
— Ты чего? — набросилась на нее Эльжбета. — Меня чуть родимчик не хватил.
— Пасьянс сошелся. — сказала она упавшим голосом. — Никуда мы отсюда не уедем.
Девочка захлопала в ладоши, что вызвало у Эмили приступ бешенства:
— Чему ты, дура, радуешься? Я на
Эльжбета набычилась:
— Уедет она отсюда, ага.
— Уедет! — выкрикнула Эмили, чувствуя подступающие слезы. — Уедет, — повторила она, — а мы сгнием вместе с этим домом!
— Не ори, — спокойно сказала Эльжбета. — Тоже мне, психическая. Говорят тебе "не уедет" — значит не уедет. Идем.
— Куда?
— В гараж, куда!
Эмили секунду подумала.
— А что, пожалуй. — Она сделала шаг к двери и в сомнении остановилась. — Я в машинах ничего не понимаю.
— Он понимает, — девочка мотнула головой в сторону чулана.
Они вышли в коридор и столкнулись со стариком, который смущенно втянул голову в плечи. Эльжбета фыркнула:
— Ну вот, папаша, и от вас какой-то толк. Пошли. Эх, что бы вы без меня делали!
Эми встретил пустой дом, хотя для нее он пустым не был. Она отчетливо слышала крадущиеся шаги и шепоток:
— Вернулась!
— А что я тебе говорила! Теперь все. Отпрыгалась птичка.
— Отпрыгалась?
— Видишь, как головой вертит? Это ей кажется, что она нас слышит.
— Ну да!
— Я тебе точно говорю. Она думает, что мы такие же, как она. Что мы никуда не исчезли.
— Она сумасшедшая?
— Тсс.
Эми хотела их догнать, объясниться.
— Зачем вы так? — сказала она с укоризной. — Что я вам плохого сделала?
Но они, хихикая, спрятались. Она услышала непонятный скрип. Она заглянула в столовую и увидела отца, починяющего створку шкафа. Он словно помолодел и сейчас выглядел на свои шестьдесят — именно столько ему было, когда он умер. Старик вздрогнул, почувствовав на себе пристальный взгляд. Он покосился на дочь и, насупясь, принялся смазывать петли. Эми осторожно прикрыла дверь, чтобы ему не мешать, а ей вслед раздалось:
— Тьфу ты, дура полоумная!
В детской Эми рассадила на полу тряпичных кукол, сама села в круг и стала читать им свой детский дневник:
— "В Париже я буду жить в "Пале Руайяль". Я буду лежать в кровати с балдахином, а за меня будут сражаться
Дойдя до этого места, Эми расхохоталась. Зазвонил телефон. Она неохотно поднялась с пола и пошла в спальню, где остался аппарат.
— Алло? — лицо ее оживилось. — Как хорошо, что ты позвонила. Что?
Не закончив фразы, она подалась вперед, роняя трубку. Из зеркала на нее смотрела мать. Эми узнавала в ней себя, постаревшую. Она резко повернулась и вдруг оказалась в материнских объятиях. Она заплакала. Мать положила ее голову к себе на колени и запела: