Детектив и политика 1991 №5

Но по мере того как все основательней входим в прежде скрытые от нас пласты истории, мы начинаем излечиваться от этого обывательского пристрастия подглядывать за вождями в замочную скважину. Все чаще мы ищем в житиях вождей не политические "изюминки", но опыт истории. И здесь нас, увы, подстерегают самые горькие открытия и разочарования. Полученные в лучах исторической флюорографии снимки героев советской истории обнаруживают при всех различиях ума, характера, темперамента одно поразительно устойчивое свойство — в сущности, политическую патологию: невосприимчивость к урокам истории. Касается это не только исторических вождей революции, но и самых свежих героев нашего политического времени. Во всех или почти во всех наших лидерах личный опыт или опыт "дедушки", махавшего шашкой в армии Буденного или зачинавшего первый колхоз, затемняет опыт истории и опыт народа.

Ленин не учел уроков Парижской коммуны и развязал в стране кровавый террор, повлекший за собой гражданскую войну. Сталин пренебрег поучительным опытом нэпа и окончательно ликвидировал рынок, "забыв" о том, что именно рынок сделал Россию к началу первой мировой войны страной с самой динамичной экономикой в мире.

Хрущев, понявший, что нельзя управлять государством при помощи страха, не извлек из чудовищного опыта сталинизма главного: человека, у которого нет собственности, невозможно сделать гражданином. Его лозунг — "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме" — при всей политической "живости" Никиты Сергеевича свидетельствует об его исключительной исторической слепоте.

Брежнев и Суслов, правившие при благоприятной нефтяной конъюнктуре, вообще вообразили, что все проблемы развития можно решить при помощи идеологии, проглядев, что на Западе и в Японии колоссальный технологический рывок происходит в деидеологизирован-ном экономическом пространстве.

Скудость экономического навара от политики "наведения порядка" в краткое царствование Ю.Андропова лишь подчеркнула узость экономического маневра, который можно осуществить в рамках заданного образа мыслей.

Месть истории

В сущности же, все лидеры после Ленина лишь меняли запчасти экономической машины, которая доказала свою полную неэффективность в первые же три года социалистического эксперимента. Провал всех без исключения экономических программ и планов, независимо от того, проводились ли они с помощью "железа" или более "мягких" идеологических хлыстов, свидетельствует о том, что изъян был даже не в сменявших один другого лидерах, а в идеологии большевистской партии. Лидеры приходили и уходили, а партия оставалась, передавая по наследству гены исторической невосприимчивости. Результаты этой исторической глухоты налицо — трагедия страны, трагедия народа.

К сожалению, история слепа в своем возмездии и опрокидывает чаши гнева как на истинных виновников трагедий, так и на головы миллионов невинных, которые были либо обманом, либо силой вовлечены в "государственный разврат". Так, историческая вина КПСС преподносится как вина народа, как рок страны.

Месть истории вообще своеобразна. Она оставляет на своих страницах не только деяния героев и апостолов, но и отпечатки рук злодеев, диктаторов, политических иллюзионистов. Говоря в своей последней статье о судьбе Сталина, Троцкий грозил, что того настигнет месть истории, как она настигла Нерона, чьи статуи были разрушены на следующий же день после смерти ненавистного тирана. Увы, Троцкий заблуждался. Истинная месть истории — это забвение. Несправедливость истории в том, что в забвение канули миллионы и миллионы жертв социалистического и нацистского экспериментов, тогда как виновники грандиозного обмана XX века вписаны кровью в страницы истории. Наличие или отсутствие памятников не меняет сути. В Германии не осталось ни одного памятника Гитлеру (разве только в запасниках). В Москве иностранные дипломаты и туристы начали скупать аляповатые бюстики Ленина, смекнув, что скоро и они станут курьезным сувениром прошлого наподобие камешков от берлинской стены.