Детектив и политика 1991 №5

— Фундаментальный социалист.

— Я думал, одно с другим никак не совместимо.

— Совместимо до окончательной победы. А там — посмотрим.

— Но какую группу вы представляете?

— Группу "Героев Завета".

— Дайте, я запишу.

— Нет! Если будете писать, наш разговор окончен!

— Не надо, не надо. Скажите, а почему вы позвонили именно нам?

В том, чтобы малость поразвлечься, занимаясь делом, греха нет. Хилари всегда так делал, даже в лучшие свои времена.

— Мы выбрали вашу газету, считая, что ваши вопросы будут глупее обычных. Мы разочарованы.

— Ясно. Не очень лестно, а? Кстати, вы сказали — "мы". А сколько вас?

— Очень интересно, да?

— Вы не скажете?

— Нас — сто миллионов!

— Да нет. Я имею в виду членов вашей группы.

— Нас больше, чем один, и меньше, чем сто миллионов… — Хилари охотно продолжал этот треп, ибо рассчитывал, что редактор уже набросал записку сотруднику позвонить в полицию и установить номер телефона. Риск, конечно, но Хилари решил, что полиции пора подбросить информацию. Однако не все сразу.

— На этом мы разговор закончим, — сказал он.

— Пожалуйста, не вешайте трубку, — взмолился ночной редактор. — Я хочу сделать из этого отменный материал. Прямо на первую полосу. Наш материал привлечет внимание публики и к вам, и к вашей деятельности.

— А тем временем вы послали помощника звонить в полицию, чтобы установить номер моего телефона. Спасибо, дураков нет. Я сам могу назвать наш номер: 177-4230. Удовлетворены?

— Мне ваш номер не нужен, — ответил редактор, и по его голосу было ясно, что он торопливо пишет.

— Я даже назову свое имя, если вы назовете свое.

— Я — Стэнли Бэйлз.

— А я — полковник Эль Муайяд.

И Хилари повесил трубку.

Два часа спустя некто неизвестный позвонил в Скотленд-Ярд и заявил, что ответственность за убийство берет на себя "Братство Полумесяца". Неизвестному объяснили, что он опоздал, ибо на убийство уже предъявили претензию "Герои Завета". Неизвестному это явно не понравилось, и он намекнул, что возможны неприятности. Какие именно, на коммутаторе Скотленд-Ярда не поняли, но немедленно сообщили о звонке Маджону, который, как водится, пил чай с Ховэдэем.

— 177-4230, — сказал он. — Что ж, наконец хоть что-то вырисовывается.

— Нашли этот телефон?

— Да. Автомат в Сохо.

— Далековато и от Логборо, и от Девиза.

— Да. Звонивший назвал себя полковником Муайя-дом.

— Боюсь, мне это ничего не говорит. По мне — все их имена на один лад.

— Согласно письму из Логборо, полковник Муайяд — это псевдоним Мустафы Тамила, что, в свою очередь, является псевдонимом…

— Абдула Фархаза?

— Вот именно. Из чего следует, что "Герои Завета" есть не что иное, как "Мученики Семнадцатого Сентября"?

— Совершенно верно.

— А знаете, весьма вероятно, что весь теракт — дело рук одного или двух человек. Ну вроде как ударник и третья флейта объявляют себя попеременно то оркестром Лондонской Филармонии, то какого-нибудь завода Фодена.

— Хорошее сравнение.

— Что будем делать теперь?

— Я приказал опросить все агентства по найму недвижимости и установить недавние сделки по краткосрочной аренде помещений в районе Оулд Комптон-Стрит. — Он перебрал пачку карточек с названиями агентств. "Джейкс и Джейкс", "Братья Бланкатуана", "Дэмиэн Раскин", "Поул и Ватни", "Хэрри Голдхилл" и прочие. Список арендаторов скоро будет готов. Это нам поможет.

Зазвонил телефон. Телефонистка сообщила, что звонят из Бейрута. Маджон торопливо снял трубку.

— Алло, — раздался осторожный голос, — это главный начальник детективов Миджин?

— Маджон.

— Отдел по борьбе с терроризмом?

— Кто говорит?

— Мое имя вам не известно.

— Хотите пари?

— В любом случае, я намерен заявить самый пылкий протест.

— Как, и вы тоже?

— А что, кто-нибудь еще заявляет пылкий протест?

— Им дай только волю. Кто-то ведь протестовал сегодня утром против того, чтобы отнести убийство на счет "Героев Завета"?

— Ну и правильно.

— А, так вы, значит, Хамзауи?

Наступила пауза.

— Давайте сохранять благоразумие, — взмолился голос в трубке. — Нет, я не Хамзауи. Я — Кресс. Ахмед Кресс. Я занимаюсь связью с общественностью.

— Чем-чем? — Маджон не верил собственным ушам.

— Я представляю тех, кого вы ошибочно именуете нежелательными элементами, — продолжал Кресс. — Борцов за свободу, похитителей людей, вообще — революционеров. Я стремлюсь улучшить их имидж.

— Господи боже! И каким же путем?

— Периодически доказываю, что взятые ими заложники еще живы. Мы рассылаем видеозаписи — увы, очень скверного качества, — где заложники говорят, что с ними хорошо обращаются. Но я первый готов признать, что наши записи дают обратный результат, до того плохо они исполнены. Они оставляют впечатление сломленных людей, произносящих свои заявления под принуждением, а это совсем не так.

— Позвольте мне в этом усомниться.

— Клянусь, положа руку на сердце!

— Стиснув другой рукой горло пленнику?

— Вы меня обижаете.

— Я думал, вы рассердитесь.

— Сержусь не я, я лишь негодую.

— А сердится Хамзауи?

— Вам сообщили?

— Догадался. Хамзауи разъярился, потому что Фархаз приписал себе его подвиги?

— Фархаз мертв.

— Меня информируют иначе.

— Да? — Казалось, Кресс был искренне ошеломлен.

— Чем вы так удивлены?