Читаем Детектив и политика 1992 №1(17) полностью

— Вы сами сказали, что это бесценное сокровище, — начал я. Будучи опытным бизнесменом, он не перебивал меня, давая высказаться. — Конечно, мы не собираемся заламывать сумасшедшую цену, однако я не могу допустить, чтобы моя клиентка прошляпила целое состояние.

— Которое случайно свалилось ей с неба, — холодно заметила девушка.

— Людям вообще, как правило, богатство приваливает случайно, — тихо произнес я. — Бывает, что при рождении, бывает и позже.

— Бывает, что человек сам наживает состояние, — суровым тоном вмешался Траски. — К примеру, если не транжирит деньги попусту.

— Какую сумму вы сочли бы приличной?

— За изумруд Гастерфилда? — Он задумался. Я доверял ему. Впрочем, ничего другого мне и не оставалось. Траски был уголовником, но не из числа мелкой швали. Разумный человек, пожалуй, с ним можно договориться. Если представилась возможность приобрести изумруд за малую толику его подлинной стоимости, Траски не пойдет на убийство. Эми же и без того станет богатой и, что самое важное, будет чувствовать себя в безопасности. Я снова взглянул на часы. Без двадцати десять. Еще есть время обо всем договориться с Траски и позвонить Питеру.

Тишину нарушили шаги в холле, затем раздался стук в дверь. На пороге возник плечистый мужчина с характерной внешностью бывшего боксера. На «боксере» был смокинг, что придавало ему сходство с вышибалой из какого-нибудь благопристойного ночного бара. Вошедший явно пребывал в замешательстве, словно ему предстояло рассказать скабрезный анекдот в обществе монахинь.

— В доме полицейские, сэр. Разрешите им войти?

Глава шестая

Я посмотрел на часы. Без четверти десять. Питер явился раньше условленного срока. И не один, а в сопровождении Виллиса и взвода полицейских, которые заполонили комнату, точно собирались ее оккупировать. На лице Траски не дрогнул ни единый мускул. Девушка исчезла еще до появления полицейских, удалилась тихо и деликатно, явно не желая мешать чисто мужскому разговору.

Слово взял Виллис. Питер стоял позади него, стараясь не встречаться со мной глазами.

— Вы арестованы, Робертс, — заявил капитан с довольной ухмылкой. — Наконец-то попались, и уж теперь я вас не выпущу.

— Арестован? Это за что же?

— Обвиняетесь в убийстве, — ответил он, потирая руки.

Руки мои непроизвольно впились в подлокотники кресла.

— Вы что, всерьез?

— Серьезней некуда! Надеть наручники!

Двое полицейских подскочили ко мне и принялись выволакивать меня из кресла. Я уперся.

— В убийстве кого на сей раз?

Виллис наставил на меня свою пушку. Он откровенно наслаждался ситуацией, ублюдок, и наслаждался бы еще больше, предоставь я ему шанс пристрелить меня за сопротивление властям. Пришлось расстаться с креслом. В тот же момент меня схватили за руки и вывернули их за спину. От боли я вынужден был наклониться вперед. На запястьях грубо защелкнули наручники и потащили меня к двери. С порога я оглянулся на Траски. Я не знал, о чем он думает. Не знал, состоится ли наша сделка, или он отыщет Эми и поведет с ней переговоры уже совсем в другом духе. Ничего я не знал, кроме одного: сверну шею мерзавцу Питеру, ну а заодно и Виллиса не обойду своим вниманием.

В машине мне напомнили о моих правах, согласно которым все сказанное мною может быть использовано против меня, хотя во время допроса плевать они хотели на права арестованного. Закон Миранды Эскобедо я знал, мне в свое время не раз приходилось цитировать его, но и капитана Виллиса я тоже хорошо знал.

Меня ввели не в кабинет капитана, а в пустую клетушку, освещенную голой лампочкой. Комната для допросов третьей степени, подумал я. Пригнувшись, я что было силы боднул Питера головой в живот. Он сложился пополам, и я головой же толкнул его к стене. Сзади кто-то съездил мне по затылку. Удар получился скользящий, но я понимал, что это всего лишь начало.

Вы никогда не пробовали драться со скованными за спиной руками? Довольно безнадежное занятие. Я получил два полновесных хука, и ноги у меня сделались ватными. Я изловчился двинуть ногой в живот одного из полицейских и саданул плечом Виллиса. Внутри у него что-то хрустнуло, и звук этот был для меня что музыка. Отскочив назад, я двинул его ногой, а затем снова обрушился на него всей мощью корпуса. Я знал, что так и так меня измордуют, но по крайней мере и я слегка порезвлюсь.

Долго резвиться мне не дали. Оттащили от Виллиса и обрушили на меня град ударов. Последние сутки я как-то обходился без побоев, и мне вроде бы не хватало этих острых ощущений. Но на сей раз я их набрался с избытком. О том, чтобы отбиваться, не могло быть и речи, я лишь пытался прикрыть самые чувствительные места. Истязатели мои были профессионалами, они работали основательно, не спеша, били так, чтобы было больно, но не оставалось следов, только Виллис разок от души врезал мне в лицо, так что из носа хлынула кровь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Детектив и политика

Ступени
Ступени

Следственная бригада Прокуратуры СССР вот уже несколько лет занимается разоблачением взяточничества. Дело, окрещенное «узбекским», своими рамками совпадает с государственными границами державы. При Сталине и Брежневе подобное расследование было бы невозможным.Сегодня почки коррупции обнаружены практически повсюду. Но все равно, многим хочется локализовать вскрытое, обозвав дело «узбекским». Кое-кому хотелось бы переодеть только-только обнаружившуюся систему тотального взяточничества в стеганый халат и цветастую тюбетейку — местные, мол, реалии.Это расследование многим кажется неудобным. Поэтому-то, быть может, и прикрепили к нему, повторим, ярлык «узбекского». Как когда-то стало «узбекским» из «бухарского». А «бухарским» из «музаффаровского». Ведь титулованным мздоимцам нежелательно, чтобы оно превратилось в «московское».

Евгений Юрьевич Додолев , Тельман Хоренович Гдлян

Детективы / Публицистика / Прочие Детективы / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное