Детектив и политика, выпуск №1(5) 1990

Надо сказать, что ресторан этот пользовался дурной славой у тех, кто хотя бы раз побывал в нем. Его называли "лимитным", "ямой", "дном", в общем, названий у него было много, и каждое в той или иной мере отражало какую-нибудь характерную черту этого заведения общепита. Посетители здесь сидели в шапках, поскольку гардеробщик не принимал их. В шапках пили, ели, танцевали до упаду. Кухня была отменно плохой. Может, служащие уносили домой слишком много продуктов, а может, повара здесь были из тех, что наловчились отмерять порции пельменей в обжорках, а больше ничего и не умеют. Но, скорее всего, виной тому было и то и другое. Ведь сюда в основном приходили выпить, а какой, к черту, из пьяного в стельку гражданина в ушанке гурман? Съест все, что подадут.

Вслед за окровавленной девицей из зала выскочил молодой человек с безумным лицом. Шувалов уже успел оторвать от себя девицу и сделал это вовремя. Публика повалила через узкую дверь, как во время пожара. Кто-то кого-то по дороге бил ресторанной посудой и кулаками. Женщины визжали, как милицейские свистки, мужчины ругались, да каждый старался перекричать целую толпу, в общем, гвалт стоял, как на базаре.

Зуев отпихнул от себя пьяного молодца, крикнул ему: "Я не ваш" – и тут же получил кулаком по губам. Еще не успев оправиться от удара, он отмахнулся еще от одного драчуна, но Шувалов схватил его за руку и увлек в зал.

– Они туда, а мы сюда, – крикнул ему Шувалов, – а то ведь из этой каши не вылезешь. Засосет. Повяжут вместе со всеми.

Прикрывая губы ладонью, Зуев мрачно проследовал за Шуваловым к столику.

Нельзя сказать, что в зале было тише. В углу, на низенькой эстраде, полупьяные лабухи били по струнам электрических гитар, да так сильно, будто платили им подецибельно. Такая же полупьяная певица с раскрашенным лицом пела что-то про несчастную любовь. Внизу ей подпевали танцующие и сидящие за столиками. Все это происходило под стеклянный аккомпанемент сталкивающихся рюмок и фужеров.

– Содом и гоморра, – весело сказал Шувалов. – Что, Сашуня, по губам получил? А ты не стой на пути. Это же не люди. Это моральные уроды.

Зуев молча кивнул Шувалову на подошедшую официантку.

– А, – обрадовался Шувалов. – Значит, так, киска. Нам бутылочку водки, два салата и горячее. А запить есть что-нибудь?

– Есть, – мрачно ответила "киска", – гранатовый напиток.

– Это такой грязный, из-под крана? – вовсю веселясь, спросил Шувалов.

От такой наглости "киска" позеленела. Лицо ее и без того отнюдь не идеальных линий перекосилб. Как-то не по-женски, да и не по-мужски она рявкнула басом:

– Заказывать будете? А то… проваливайте…

– Да ладно тебе, – примирительно сказал Шувалов. – Я же шучу. Всем известно, что гранатовый напиток делается из граната. Это фрукт такой. Так что неси, – Шувалов поощрительно хлопнул официантку по широкому бедру, и та, гневно сверкая глазами, удалилась в святая святых ресторана – за белую загадочную перегородку.

Бутылка водки кончилась быстро. Шувалов уже успел пару раз сплясать с красоткой на тяжелых, в два пальца толщиной, подошвах. Заказал еще одну бутылку и опять ушел плясать. А Зуев остался один, но ненадолго. Сзади его кто-то обнял, он обернулся и узнал одну из шуваловских девиц.

– А пойдем танцевать, – пьяно предложила она.

– Губа болит, – ответил Зуев.

– А я тебя буду в щечку, – сказала девица и захохотала Зуеву прямо в ухо. В это время на столе появилась еще одна бутылка, и Зуев предложил девице составить ему компанию.

Он налил себе и ей по полному фужеру водки, левую руку положил девушке на колено, кивнул ей и выпил всю водку до дна. Девушка тоже выпила, но лишь половину. Прикрыв руку Зуева своей ладонью, она предложила:

– Поедем к тебе.

– У меня жена дома, – ответил Зуев.

Девушка немного подумала и сказала:

– Тогда ко мне. Надоело здесь.

Зуев не мог в таком состоянии подолгу раздумывать над чем-то, прикидывать, взвешивать. Он сейчас готов был ехать куда угодно, с кем угодно и на любом виде транспорта, лишь бы менялись декорации и было что выпить. Он помог девушке подняться со стула и, проходя мимо танцующих, махнул Шувалову, но тот не увидел.

Уже два часа Зуев сидел в комнате у девушки, имя которой он так и не узнал. Все это время, с самого появления здесь, Зуев как мог успокаивал ее. С ней еще в лифте случилась самая настоящая истерика, а попав к себе в квартиру, она упала на кушетку и разрыдалась. Зуев все время спрашивал: "Что случилось?" – но девица не отвечала. Она рвала под себя покрывало, сучила ногами и тихо, с небольшими перерывами, завывала.

На исходе третьего часа девушка уснула. Вконец измотавшийся Зуев пристроился тут же, рядом с ней. А проснулся он уже утром, когда серый рассвет смешался с оранжевым светом безвкусной пластмассовой люстры. Зуев проснулся от того, что кто-то потряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел незнакомую девушку с опухшим, грязным от размазанной косметики лицом. Она нависала над ним и, не шевеля губами, бубнила:

– Вставай, приехали.