Когда порученец принес "липтон" и печенье, Абакумов сам разлил кипяток, опустил пакетики в стаканы, поинтересовавшись, не хочет ли Богдан покрепче: "Два пакетика по эффекту воздействия равны рюмке хорошего вина".
— Какого? — спросил Комуров. — Крепленого? Или кавказского?..
Сейчас что-то попросит, понял Абакумов, постановления ему мало, неспроста он про крепленое спросил, кто-то из моей охраны им стучит, что я мадеру пью, только в их компании нахваливаю всякие там цинандали и мукузани. Рот вяжет, вода водой, не берет, а государь не дурак был, мадеркой баловался. "Женский коньяк"! Пусть называют как хотят, а по мне лучшего вина нет: и сладко на вкус, и пьянит томно…
— Хорошего вина в бутылках мало, — ответил Абакумов уклончиво. — Вот когда меня грузины угощали зеленым сухим вином прямо из бурдюков — это, я доложу, сказка! Хотя грузинскую "Хванчкару" люблю даже в бутылках…
— У нас есть лучше вина… Скажи, Витя, тебе о Рюмине ничего не докладывали?
— О Рюмине? — переспросил Абакумов, нахмурившись. — Кто это?
— По Архангельску работал, подполковник…
— А почему должны были докладывать? ЧП? Запросить?
— Не надо. Я прошу твоей санкции, дай его мне, буду готовить к хорошему делу.
— Да пожалуйста, — сразу же согласился Абакумов. — Тут моей санкции не нужно, подписывай приказ сам, используй по своему усмотрению.
…Вопрос о Рюмине был задан не случайно: подполковник попал "на подслух", находясь в квартире некоего Шевцова, за которым давно смотрели — крайний шовинист; крепко выпил и сказал: "А ведь в одном бесноватый фюрер был прав: евреев надо изничтожить! Смотрите, кто у нас сейчас ведет главную борьбу против родины? Кто продает страну за иностранные самописки? Евреи! Кто критикует русских писателей и артистов? Еврейские космополиты! Кто клевещет на русских шахтеров в кино? Еврей Луков, под русским псевдонимом прячется, сволочь! Кто завел в тупик нашу экономическую науку? Еврей Варга! Кто клевещет на нашу историю? Евреи. Кто какофонии сочиняет? Еврей Шостакович!"
Кто-то из присутствовавших заметил, что Шостакович русский.
Рюмин и Шевцов взъярились: "Нет таких русских фамилий! И уши у него еврейские!"
Поскольку Влодимирский разрабатывал Еврейский антифашистский комитет, Комуров сразу прикинул, что такой человек может пригодиться. Однако потом, подумав, решил взять этого Рюмина под свою опеку, надо сначала обкатать, а использовать — лишь тогда, когда наступит черед для коронного дела.
Берия намекнул, что политика Кобы будет однозначной, поскольку экономически русских еще больше зажмут, надо будет обращаться к их патриотизму, подчеркивать исключительность, поставляя "врагов", виновных в трудностях.
Спасибо, Витя, — поднимаясь, сказал Комуров. — И за чай спасибо. Действительно, прекрасный напиток… Только абхазский лучше, честное слово… Пришьют еще тебе этот чертов липтон"… Товарищ Суслов в этом деле строг, поимей в виду… Ты лучше адлерский чай хвали, он русский. Краснодарский край, казаки, опора державы… Советую как другу, Витя…
С этим и ушел, оставив Абакумова в мрачной задумчивости.
…Домой министр вернулся рано, сказав помощнику, что захворал, мигрень. Велел соединять только с Поскребышевым и членами Политбюро, для всех остальных министров — закрыт.
Дочь уже вернулась. Он предложил ей поиграть в "морской бой"; сражались с увлечением, потом перешли на "крестики-нолики", он поддавался, изображал огорчение, любимица хохотала. Потом принесла колоду карт, сразились в "дурака".
Отодвинув руку с картами так, чтобы дочка могла подглядывать, с тоскою думал: "бедненькая ты моя кровинушка, случись что со мной, тебя такой ужас ждет, такие муки… Зачем я лез вверх, карабкался по проклятой лестнице?! Служил бы себе тихо и незаметно, так нет же, понесло! У нас только тихие выжинают… Лишь маленькие да незаметные своей смертью помирают… А как уйти от судьбы? Мы ж все букашки, нас сверху в микроскоп разглядывают… Богдан неспроста этого самого Рюмина попросил… Он ничего просто так не делает, у него всегда коварство на уме… А потребуй я материалы, сразу настучит Лаврентию: "мелочная опека, мешает инициативе, что за недоверие среди своих?!" Пойди, объясняйся! Он ведь член Политбюро, а не я… Бедненькая ты моя нежность". Он поднял повлажневшие глаза на дочь: "Пойти бы в церкву, как с бабушкой Леной, покойницей, да и бухнуться на колени, прижаться лбом к вечным плитам храма Господня и помолиться б за нее… Мне-то ничего не страшно, огонь и воду прошел… Да и не отмолю себя, ее б уберечь…"
— Папуль, а ты почему не кроешь? У тебя же козыри есть! Гак нечестно!
— И вправду есть, — вздохнул Абакумов, — отобьюсь, сей миг покрою, малышенька…
— Ты мне не поддавайся, я ж не маленькая! Неинтересно играть… А знаешь, меня сегодня училка отчитала…
— Вот проказница… За что?
— Я не смогла ответить, когда было покушение на Владимира Ильича…
Ну, завтра этой суке шею накрутят, подумал он, девочку попусту травмирует; ответил, однако, иначе:
— Такие вещи надо знать, дочура… В Ильича стреляла эсерка Фанни Каплан, космополитского племени, ей Бухарин пистолет в руки дал…