Детектив и политика, выпуск №1(5) 1990

— Что может быть красивей деревьев в снегу! Я вообще люблю снег. И знаете почему? Потому что он прячет трупы.

— В парке Горького?

— О нет! Я вспомнил Ленинград. Впервые я приехал в Советский Союз юным идеалистом. Вроде Кервилла, если не хуже. Как я надрывался с поставками по ленд-лизу! Я же там представлял всю Америку и не хотел ударить лицом в грязь. Спал по четыре часа в сутки, брился и переодевался, только когда летел в Москву, чтобы пресмыкаться перед каким-нибудь секретарем Сталина, каким-нибудь пьяницей с маслянистым подбородком, чтобы он позволил мне вдобавок к грузовикам, которые мы старались доставить в Ленинград, провезти туда продовольствие и медикаменты. Блокада Ленинграда была одной из величайших битв, одним из поворотных моментов в истории человечества. Армия одного массового убийцы противостояла армии другого, а моя роль, роль американца, заключалась в том, чтобы продлить эту бойню как можно дольше. Погибло шестьсот тысяч ленинградцев, но город выстоял. Эта война шла за каждый дом, утром мы теряли улицу, а к вечеру вновь занимали. Или же занимали ее год спустя и находили всех прошлогод-

них мертвецов. Поневоле полюбишь глубокий снег. А немцы в мегафоны советовали русским перестрелять всех детей, чтобы избавить их от голодной смерти. Это задевало меня за живое, я же отвечал за снабжение города продовольствием! Когда взяли в плен каких-то офицеров вермахта, мы с Менделем раздобыли шоколад и шампанское и устроили для них пикник, рассчитывая, что они вернутся к своим и расскажут, как их угощали в осажденном городе. А они только хохотали и спрашивали — им был любопытен американец, кормящий русских, — неужто я рассчитываю таким вот способом поддерживать жизнь миллиона людей? Неужто я не могу придумать ничего умнее? Я решил, что могу, и перестрелял их.

Они выходят на Пятую авеню, и Осборн ведет Аркадия в роскошную квартиру с видом на Центральный парк.

— В Нью-Йорке вид из окна — это все. — Осборн снова закурил. — Я продал мои парижские салоны, но деньги надо же во что-то вложить. Так почему бы не обзавестись второй квартирой? Честно говоря, Европа стала для меня опасной. Самое трудное во всей операции было обеспечить себе физическую безопасность.

— В какой операции?

— А с соболями. К счастью, я украл товар, за который можно добиться уступок.

— А где соболя?

Осборн уклоняется от прямого ответа, перечисляя всяческие варианты — от Канады до Пенсильвании.

— Главное ведь то, что весной самочки принесут приплод — и все от баргузинцев, что осложнит ситуацию. Поэтому русским необходимо произвести обмен сейчас.

— Зачем вы мне это говорите?

— Я могу спасти вас. Вас и Ирину.

Осборн водит Аркадия по квартире, в спальне показывает ему шкафы с женской одеждой и с мужской, точно такой же, как на нем.

— Сюда вселяетесь вы, — сказал Осборн. — Вы и Ирина. Вы станете моим служащим, платить я буду хорошо. Начнете новую жизнь. В этом и заключается операция — соболи в обмен на Ирину и вас. На Ирину — потому что я хочу ее, а на вас — потому что без вас она не соглашалась приехать.

— Я не собираюсь делить с вами Ирину.

— Вы ее уже со мной делите. Как делили в Москве. В то утро, когда вы разговаривали с ней у нее в подъезде, она только что рассталась со мной. Вчера она спала с вами, а нынче днем — со мной.

— Здесь? — Аркадий уставился на белоснежные смятые простыни и вдруг понял, что, едва войдя в квартиру, ощутил какой-то знакомый запах — запах ее духов.

— Вы мне не верите? Но как бы я познакомился с Джеймсом Кервиллом, если бы не Ирина? А с Валерией и Костей? И неужели вас не удивляло, что мы с Ямским не могли вас найти, когда вы прятали ее у себя на квартире? Она же звонила мне, едва вы уходили! А как, по-вашему, я отыскал ее, когда вы отправились в свою экскурсию на финскую границу? Она сама пришла. Вы мне совершенно не нужны. Но Ирина не захотела остаться здесь без вас. Какое-то безумие: она так рвалась сюда и вдруг стала угрожать, что уедет назад. Так что я рад, что вы здесь. — Он достал из тумбочки бутылку водки. — А знаете, мне импонирует эта ситуация. Кто еще знает друг друга так хорошо, как убийца и следователь? А уж тем более убийца и следователь, делящие одну женщину. — Он налил водку в стаканчик вровень с краями, один протянул Аркадию и поднял второй: — За Ирину!

— Вы убили этих троих в парке Горького из-за соболей, я знаю. Но зачем вам соболи?

— Делать деньги. И это вы тоже прекрасно знаете.

— Но вам их уже и так девать некуда.

— А я хочу больше.