Детектив Мэд Мёрдок

– Знаешь, забавно, – сказал вдруг Стэн. – Сесиль отдала мне сегодня мой порсигар. Оказывается, она нашла его у дома еще в то утро, после покушения, но никак не решалась подойти. Такая скромница…

«Пару часов назад эта скромница была готова пристрелить Рэндалла Мейсона из охотничьего ружья», – усмехнулась про себя Мёрдок.

– Но… хочешь… хочешь, я расскажу тебе про портсигар? – он убрал волосы с лица Эм и посмотрел на неё, она только кивнула в ответ. – Хорошо, – он вздохнул, словно собираясь с силами. – Помнишь, я как-то рассказывал тебе о своих родителях? Так вот, после смерти отца меня приютил один его приятель – Арчи. Он был офицером в отставке и, повидав немало дерьма, наслаждался жизнью сполна, пока я горбатился на всяких поганых работах. Не то чтобы в этом была большая необходимость. Арчи давал достаточно денег, чтобы я не голодал и не носил рваную одежду, но я рано понял, что деньги открывают многие двери. Я копил на особый случай. Когда мне было пятнадцать, Арчи увёз меня в Японию. Он был без ума от гейш. Гейши, гейши, гейши. Целыми днями он только и говорил, что о гейшах. Я думал, старик бредит, пока не встретил её… – Стэн достал из кармана брюк портсигар и повертел его в пальцах. – Ты не против, если мы переместимся обратно в кресла?

Получив молчаливое согласие Эм, он поднялся и протянул ей руку. Устроив её у себя на коленях, он продолжил:

– В Киото для меня не было работы, и я слонялся целыми днями по городу, глазея на храмы, или пропадал в кварталах проституток и гейш. Там я и увидел её.

Её звали Наоко. Мне нравилось наблюдать за ней издалека, как она ведёт чайные церемонии или гуляет в садах, беседует с кем-то. Её движения завораживали, и если бы я был художником, непременно написал бы её портрет, чтобы запечатлеть эти тонкие черты, грацию, стать… Она казалась мне каким-то неземным созданием. Впрочем, с кем я мог сравнивать? Портовыми шлюхами и простолюдинками. Наоко действительно была из другого мира. И я даже не помышлял о том, чтобы заговорить с ней. О чём? Что я мог предложить такой женщине, как она? Чем я мог её заинтересовать? Я за всю жизнь прочёл лишь букварь и худо-бедно умел писать. После смерти отца Арчи не сильно заботился о моём образовании. Она играла на флейте, а я в то время даже не знал, как называется такой инструмент. Да что говорить, я до сих пор плохо разбираюсь в искусстве.

Наоко подошла ко мне сама. Это я думал, что наблюдаю незаметно, а она почти сразу заметила меня. И вот в тот день она гуляла в саду с другими гейшами, и я упустил её из виду. Я начал искать её, метаться от тропинки к тропинке, пока не обернулся и не столкнулся с ней нос к носу. Должно быть, у меня был очень дурацкий вид в тот момент, потому что она рассмеялась, и это ещё сильнее вогнало меня в краску. Тогда я ещё мог краснеть от смущения.

Она спросила меня: «Зачем ты следишь за мной?» И она обратилась ко мне по-английски, а я… Знаешь, что я сделал? Дал дёру! Когда я рассказал об этом Арчи, он ржал так, что я думал, его хватит удар. А потом он отвёл меня в окия, где жила Наоко. Он заплатил за чайную церемонию и оставил нас вдвоём. Мне хотелось провалиться на месте, но Наоко быстро помогла мне преодолеть неловкость. Я не знаю, это была просто какая-то магия. Десять минут, и мы болтали словно закадычные друзья. Она колдовала со своими чайниками и чашками, а я уже рассказывал ей какие-то портовые байки. До этого я никогда не общался с женщинами так. Я, если честно, и не знал, что с ними можно общаться.

Вот тогда мне пригодились все мои сбережения. Я платил за встречи с Наоко. Она играла для меня на флейте, рассказывала сказки… Я ложился к ней на колени, а она гладила меня по голове и говорила. Это она научила меня японскому.

Мы были как мать и сын, и я ни разу не прикоснулся к ней как к женщине. Я даже не думал об этом. Наоко была создана для другого.

И всё было прекрасно до одного дня. Я пришёл как обычно, но у неё были посетители. Я терпеливо ждал, пока они шумно и весело проводили время. А потом я услышал крик Наоко, такой короткий и пронзительный, от которого кровь в жилах стынет. Та картинка, которую я увидел, когда ворвался в комнату, до сих пор стоит у меня перед глазами. Наоко на белом футоне. Её красное кимоно порвано, а чёрные волосы растрёпаны и как будто струятся по полу. Я даже не понял сразу, что они действительно шевелятся, потому что под ними течёт кровь… Они убили её. Зарезали ножом… и… отрезали мизинец как сувенир. Я смутно помню, что именно я сделал, когда понял, что она мертва. Я просто схватил первое, что попалось под руку. Чугунные чайники сами по себе достаточно тяжёлые, чтобы проломить череп, но когда кто-то бьет им в таком состоянии, в котором был я… Второй пытался напасть на меня с ножом, но я же вырос в портовых кварталах. Мне часто приходилось драться.

Арчи заплатил невероятную сумму денег, чтобы замять это дело. Мы уехали в Бирму, и там он отдал меня в военную школу. Он сказал, что из меня выйдет хороший солдат, и он оказался прав. Только вот не тем солдатом я стал.