Детектив на исходе века

Федя встал со стула. Нужно было сделать некий заключительный аккорд в этой партии, чтобы Юнаков почувствовал себя если не чуть-чуть виновным, то чуть-чуть обязанным перед ним. Это создаст основу для будущей встречи и более теплого приема, а если понадобится, и помощи. Но он ничего не придумал и произнес:

— До свидания…

Однако он недооценил Юнакова. Прощаясь, тот сказал:

— В Сочи, конечно, все возможно… Возможно, Коломиец встретил грабителей; возможно, он налетел на хулиганов, развлекавшихся таким образом; возможно, он поскользнулся… Я знаю, вы думаете, что следователь пытается прекратить дело, но это не так. Будут доказательства — будет основание думать иначе. А пока же все говорит о том, что это несчастный случай. И не думайте, что в Сочи следователи не работают, а отдыхают. Они работают, хотя и одеваются, может быть, не по-рабочему… Кстати, помните ту тройку крутых ребят из коридора? Сейчас они ходят другими коридорами, менее комфортными и более длинными.

На улице Федя вытащил записную книжку и записал адрес прокуратуры. Номера телефона Юнаков ему так и не сообщил, скорее всего, следователь не хотел, чтобы дотошный свидетель беспокоил его.

Постояв немного в тени здания прокуратуры, Федя натянул на голову кепочку и пошел на пляж.

Купрейчик, его лечащий врач, был психиатром, хотя и возглавлял в Каминске отделение неврозов. Отделение занимало двухэтажный особняк в центре города, до революции принадлежащий купцу первой гильдии Егорову. С той поры особняк мало изменился внешне, те же каменные узоры над окнами, те же капитальные каменные ворота, и только каменная кладка на них «Егоровъ» завешена доской с названием «Каминская больница — отделение неврозов».

По поводу этого названия у Купрейчика были постоянные споры с главным бухгалтером больницы, тот время от времени пытался срезать персоналу отделения надбавки за вредные условия и дополнительный отпуск, мотивируя это тем, что отделение, судя по вывеске, неврологическое, а не психиатрическое.

— Меняйте вывеску, — говорил главбух, — иначе с меня КРУ[27] штаны снимет.

— Черт с ними, со штанами, — отвечал Купрейчик, — зато люди будут приходить к нам и лечиться без страха, что на них будут показывать пальцем после стационарного лечения.

Такие разговоры проходили в кабинете главного врача каминской больницы Виктора Витальевича или просто Витальича. Витальич не забыл те времена, когда сам «был» врачом, а не заведующим больничным хозяйством, и брал сторону Купрейчика. На это главбух говорил:

— Дело ваше, вам и отвечать. — И покидал кабинет, оставляя нападки на вывеску до следующей ревизии.

В марте, когда снег чернеет, слеживается, и дворникам приходится больше работать ломом, чем лопатой, к «крейсеру» подъехала «скорая», из которой выбрался несколько потяжелевший за последние два года Виктор Витальевич. Витальич с места в карьер предложил Внучеку полечиться у нового специалиста, что появился в Каминске недавно, год назад.

Специалист раньше работал в Н-ске, но что-то там не заладилось у него с женой. Он бросил все и приехал в Каминск, так как знал Витальича еще с институтских времен.

— Врач он от Бога, — говорил Витальич, — это чудо, что его заполучил Каминск. Надо пройти у него обследование, и все твои болезни, если они есть, конечно, как рукой снимет.

Так Федя познакомился с Купрейчиком, который, как и Витальич, был чуть старше его. Купрейчик взял его в отделение, лечил, а по выписке предостерегал от резкой смены окружения, климата, места жительства. Все это он, как и Мишка, называл неблагоприятными факторами, с которыми неокрепшая после лечения психика Феди могла не справиться.

Федя шел по олеандровой аллее, стараясь не выходить на солнце, которое в больших дозах тоже неблагоприятный фактор, и думал, что, влезая не в свое дело, он подвергается воздействию еще одного фактора, который может разрушить все, что с таким трудом наживуливали Витальич и его институтский друг.

Людей на пляже было не много. Федя выбрал место в тени бетонного бона, расстелил на гальке полотенце и лег на него.

С характерным шорохом накатывались на прибрежную гальку волны, в неразборчивый гул сливались голоса взрослых отдыхающих, в такт набегающим волнам визжали дети, приятная прохлада вливала в тело спокойствие и лень, не давая взбодриться и обмозговать беседу с Юнаковым.

Он несколько раз пытался заставить себя вспомнить отдельные детали разговора, но мысли не слушались его и текли в другую сторону, с юга — в центр России, где находился старый сибирский город Каминск, в котором, если верить Максиму Горькому, жили самые жирные купцы, ездившие на масленицу пьянствовать в саму Москву на лошадях.

В отделение «неврозов» его привел Витальич, не поленился, выделил час своего времени.

Сестра, встретившая их в приемном покое, сказала, что заведующий будет через несколько минут, и повела их в кабинет, который размещался на втором этаже. Дорогу к нему преграждали три солидные купеческие двери, сестра открывала их специальным ключом.