Детектив на исходе века

— Федор, — произнесла Клео со стоном, — у нас не получился ужин.

Он прорычал что-то в ответ, и тогда она сказала:

— Я погашу торшер…

— У-у, — было ей ответом.

— Ну ты медведь, — бросила Клео, когда все закончилось, — хотя так, наверное, и должен поступать настоящий мужчина.

— Кто его знает, — ответил он, утомленный и обрадованный тем, как легко прошло у него последнее последствие той травмы и лечения. Он преодолел его сам, без помощи Витальича и Купрейчика, хотя, если честно говорить, он не смог бы это сделать без помощи Клео.

К шампанскому в ту ночь он больше не притронулся.

Провожая его, Клео проговорила:

— Увидимся послезавтра… Завтра я буду занята… Значит, послезавтра в восемь на том же месте. А сегодня выйдешь из подъезда, повернешь направо и пойдешь вдоль домов, пока не выйдешь на улицу. Она приведет тебя на проспект, а там ты уже сам сориентируешься. Ни с кем не разговаривай, не останавливайся, не геройствуй. До послезавтра… Я люблю тебя…

До главной улицы и до дома Федя добрался быстро. Хотя так, может быть, ему только казалось, потому что он не шел, а летел.

Перелезая через забор, он был замечен собакой и облаян. Чертыхаясь, Федя поспешил скрыться в своей комнатушке, успев отметить, что одна из шторок окна на втором этаже, где жила Магда с сыном, отодвинулась.

Не зажигая света, он разделся, упал на кровать и уснул как убитый.

Проснулся от шума во дворе. Шум свидетельствовал о том, что большая часть отдыхающих, отнюдь не принадлежащих к породе жаворонков, поднялась и занимается утренним туалетом, значит, он опять проспал часов до девяти. Взгляд на циферблат часов подтвердил это.

Выходить во двор сейчас же не было смысла, и он остался лежать, пережидая волну проснувшихся сов.

Смеялись и дурачились ребятишки, степенно переговаривались взрослые, голос Магды все время звучал недалеко от комнатушки, как будто она сторожила его, чтобы высказать все, что она думает о нем, в частности, и о мужчинах вообще.

Но Федя не чувствовал угрызений совести. Он сладко потянулся.

«А пошли вы все… Жизнь все же прекрасна. И нужно просто жить, а не вечно бороться, вечно драться, вечно кого-то искать, найти и не сдаваться».

Он уперся головой в спинку кровати, но мозг не начал своей привычной работы, уже не хотелось анализировать детали случившегося, чтобы определить, далеко ли продвинулся он в своих поисках, каков будет следующий этап расследования, ради которого он искал эту женщину. Этап этот должен расставить все точки на «і», выяснить или, как говорят профессионалы, установить детали, что могут понадобиться следствию, чтобы окончательно определить причину Мишкиной гибели. Но зачем ему это? Этап — ступенька на пути к цели. Нужна ли ему эта ступенька, если он не собирается идти дальше? Клео здесь ни при чем, и это главное… А Мишке уже ничем не поможешь. Федя, во всяком случае, не поможет, потому что он не Господь Бог, а всего лишь дворник сейчас, и опер в прошлом.

И даже если он, в конце концов, выяснит, что Клео по неосторожности подставила Мишку и он попал в ту гибельную ситуацию, при чем тут она? Разве можно осуждать женщину за то, что она пригласила к себе мужчину, а тот, уходя от нее, налетел на хулиганов?.. А раз так, то… Да о чем говорить. Клео для него — второй Купрейчик, только без бороды и шизофренических рассуждений о том, что каждый человек сам себе доктор.

Два года назад, после удара по голове, Федя то ли от массированного лечения в психушке, то ли от стресса, который свалился на него, а может быть, от того и другого, перестал испытывать потребность в женщинах.

Не проявляли к Феде интерес и женщины. Кому нужен мужчина, сломленный жизнью? Опереться на такого нельзя, а выпрямлять или выхаживать — себе дороже.

Правда, однажды в дверь его квартиры позвонила женщина и вовсе не для того, чтобы спросить, кто проживает рядом и долго ли будут отсутствовать соседи.

Звонок этот раздался в начале марта этого года, еще до приезда к нему Витальича.

Федя открыл дверь и увидел одну из малярш, что ремонтировали подъезды «крейсера», впрочем, ремонт — это громко сказано, все сводилось к замазке шпатлевкой непристойных надписей и покраске панелей. Красили подъезды две женщины. Озорные, в чем-то пошловатые, всегда громко говорящие, ругающиеся с жильцами. Одна из них, помоложе, звалась Варей, вторая — Клавой.

Перед Федей стояла Варя.

— Принимай работу, хозяин, — проговорила она. И, пока Федя одевался, без приглашения вошла в квартиру и оглядела ее с таким видом, будто собиралась купить.

— Идем, — сказал ей Федя, не любивший такой бесцеремонности.

— В-а-аще-то я пошутила, хозяин, — произнесла Варя, — нам еще один подъезд остался, дай, че ли, напиться…

— Делать, что ли, нечего? — разозлился Федя.

— Как нечего, есть чего, работы навалом, — ответила Варя, так же бесцеремонно, как и квартиру, оглядывая ее хозяина, — один, че ли, живешь?

— Один, один, — подтвердил Федя и, чтобы как-то перевести разговор на другую тему, спросил: — Долго еще красить будете?

— А вот поставишь пол-литру, так завтра и закончим, — сказала малярша.