— Начальник РСУ вам поставит, — ответил Федя, — мне некогда…
— Ладно, — проронила Варя так, будто это он зашел к ней в квартиру и занимает дурацкими разговорами, — до завтра…
А назавтра он столкнулся с маляршами на улице. Они действительно закончили работу и ждали машину, чтобы погрузить инструмент и банки.
— Хозяин, — крикнула Клава, — ставь пузырь, мы ремонт закончили, обязательство свое выполнили.
— Прекрасно, — ответил Федя, пропуская мимо ушей намек на пол-литра, — от имени общественности самого большого в Каминске дома объявляю вам благодарность. Где вы получите еще благодарность?
— Скупой ты, хозяин, — продолжала Клава, разжигая в нем чувство противоречия, которое, по ее расчетам, должно было привести к желаемому результату, — облупится у тебя краска, если не обмыть как следует.
— Плохо красили, если облупится, — пришлось ответить ему.
Федя был рад, что ремонт закончился и больше никогда не придется встречаться с этими языкастыми бабами. Но он ошибся.
Вечером в дверь снова позвонили. Когда он открыл, то удивился так, что не смог вымолвить ни слова. Перед ним были Клава и Варя, но в своих, как говорят в Каминске, выходных нарядах, с ярко накрашенными губами и подведенными бровями.
— Принимай гостей, сосед, — сказала Клава, и тут Федя вспомнил, что она жила в том же подъезде, где он когда-то снимал комнату.
Не пристало мужчине прятаться от женщин, и Федя пригласил гостей в квартиру.
Поскольку единственные три стула были у него на кухне, он сразу проводил женщин туда.
— У нас все с, собой, — произнесла Клава, оглядевшись, и стала доставать из сумки снедь.
На столе появился кусок колбасы, хлеб, пол-литровая банка с капустой и бутылка водки.
— Давай нож и вилки, хозяин, — вступила в разговор Варя.
— Вилки, нож, — поддержала ее Клава, — и рюмки.
Нож у Феди, конечно, был и вилка была, а вот рюмок — увы. Пришлось заменить их чашками.
Женщины потребовали, чтобы разливал хозяин. Федя так и сделал — разлил в две чашки, но ни Клава, ни Варя не потребовали от него налить себе, видимо, они знали о его болезни.
По второй разлила Клава. После этого она посмотрела на остатки водки в бутылке и без сожаления протянула бутылку Феде:
— Оставь, хозяин, вдруг простуда какая приключится…
— Хорошо, когда мужик не пьет, — произнесла Варя, — с таким мужиком жить можно.
— Точно, — подтвердила старшая.
От выпитого они обе раскраснелись и начали нести всякую чушь, расспрашивали о соседях, о заработках, потом заговорили о себе.
К удивлению Феди, они оказались сестрами.
Варя полгода как развелась со своим мужем и приехала к сестре в Каминск, поселилась в ее квартире, а у той муж, который «крепко зашибает», двое детей, поместиться негде.
Дальше — больше. Выяснилось, что и младшая рассталась с мужем, потому что он «не просыхал».
Потом старшая уж очень ловко и незаметно исчезла, а младшая продолжала говорить с том, что жить с непьющим мужиком хорошо, что мужиков нельзя надолго оставлять одних, «а то они разбалуются», что эту «квартиру можно отделать, как конфетку».
Потом разговор опять перешел на мужей-пьяниц, потом на горькую женскую долю, потом они оказались в одной постели, а утром он услышал от нее:
— Ничего, что у тебя не получилось, это не главное. Главное, чтобы муж был непьющим и получку домой приносил.
Она обещала прийти вечером, но не пришла, и дело было вовсе не в той неудаче, просто на прощание Федя сказал, что думает менять работу и ему придется оставить квартиру.
Визит сестер заставил его посмотреть на себя со стороны, оценить свое состояние. Раньше он не испытывал беспокойства от этого состояния, так как не испытывал обычных неудобств длительного мужского поста, которые всегда преследуют мужчин, подвигая их на безрассудные поступки: идти на свидание ночью в незнакомом городе, уходить в самоволку, рискуя после продолжить службу в дисциплинарном батальоне, драться с другими особями мужского пола за обладание самкой, забыв, что ты не волк во время гона, а человек разумнейший.
Провидец Купрейчик был отчасти прав, говоря, что Федя не до конца искренен с ним. Конечно, это было так, потому что, кроме галлюцинаций, случавшихся с ним в первое время после лечения в психбольнице Н-ска, кроме адских головных болей, возникающих иногда ни с того ни с сего, после неосознанного страха перед людьми и жизненными обстоятельствами, встречающимися у нас на дню по сорок раз, была еще одна причина, которая подтолкнула его согласиться на предложение Витальича о лечении.
Купрейчик, при всей его учености, не увидел эту причину. А ведь должен был увидеть, поскольку преклонялся перед Фрейдом, который первопричину всех душевных болезней рекомендовал искать в сфере подсознания, а подсознание — всего лишь нижний этаж сексуальных проявлений.
Федя не чувствовал себя выздоровевшим еще и потому, что вынужден был прятать свою тайну, тем самым отдаляя полное выздоровление. С одной стороны, он после лечения у Купрейчика хотел, чтобы жизнь проверила его, и одновременно боялся этой будущей проверки: вдруг она пройдет неудачно и все его лечение пойдет насмарку.