Возникли затруднения. Они были связаны не только с затратами на пересылку писем, но и с безграмотностью подавляющей доли обывателей. Кюре категорически отверг просьбы пособить в переписывании бесовских рескриптов, поэтому за работу взялись все имевшиеся в наличии деревенские грамотеи.
К ним выстраивались очереди, переписывание шло с утра до вечера. Расчет производился по-разному, в зависимости от возможностей заказчика и запросов исполнителя: медяками, куриными яйцами, мукой, виноградной бормотухой. Некоторые переписчики, почуяв наживу, стали задирать цены, но их усовестили, и постепенно установился единый тариф, которого придерживались все.
Впрочем, торжество грамотных длилось недолго. Их необразованные, но сметливые односельчане додумались, что можно просто перерисовывать буквы, не вдаваясь в их смысл. Корябали кто во что горазд, вкривь и вкось, зато тратились только на бумагу и чернила. Если б еще можно было обойтись без почтовых расходов! Но увы — мало кто из приморских нищебродов располагал гужевым транспортом, и разъезжать по городам и весям выходило накладно. К тому же слушок о нехороших записках уже разошелся по окрестностям, и визитеров из Сен-Виллаж-Трам-Пам-Пам встречали как прокаженных.
Эта история серьезно ударила по экономике деревни. Прежде сюда регулярно приезжали скупщики рыбы — они брали оптом свежий улов, за счет чего рыбаки и содержали свои семьи. После того как «записочная зараза» покатилась снежным комом, набирая обороты и вселяя ужас во всех, кто о ней узнавал, покупатели стали проезжать мимо. Благо южный берег Франции был достаточно велик и на всем протяжении его усеивали десятки деревушек, готовых снабдить морской снедью рестораны и кафе.
Тень полного разорения и голодной смерти нависла над уютным местечком. Все это произошло в считаные дни. Деревенские не знали, на кого обратить свой гнев. Они и рады были бы прекратить безумие, но опасение дьявольской кары, обещанной в анонимных эпистолах, оказалось сильнее страха перед надвигавшимся голодом.
Тем временем Веронике стало лучше, и Максимов заговорил о том, чтобы покинуть сей неблагословенный край.
— Здесь скоро вспыхнет бунт, — предрекал он. — Бессмысленный и беспощадный. Крестьяне — они такие… Если не докопаются до причин своего несчастья, то пойдут с кольями на первого встречного, лишь бы выместить злобу и отвести душу. Не желал бы я попасться под горячую руку.
— И ты не хочешь помочь им установить истину? — вопрошала Анита. — Тебе все равно, что они поубивают друг друга?
— Я бы помог, Нелли, но сам не знаю что думать.
У Алекса поначалу зрело подозрение: все это затеяно теми, кто хотел заработать на переписывании чертовых цидулек. Но версия отпала.
— Может, почта? — предположил он неуверенно. — Помнишь, тебе жаловались, что никто не пишет писем и не покупает марок?
— Нет. — Анита покачала головой. — Я сегодня была там. Ты не представляешь, какой сейчас бедлам!
Сонное почтовое царство воистину преобразилось. В тесном помещеньице, которое раньше мало кто удостаивал своим посещением, дым стоял коромыслом. Взмыленные служащие не покладая рук просматривали и сортировали корреспонденцию, а она все поступала и поступала. Как будто чума тянула свои щупальца в разные стороны, распространяясь по Франции и ближайшим странам.
— Сил нет, мадам! — сетовал знакомый почтальон. — Совсем недавно я скучал на работе и думал, что буду рад, если ее станет больше. И что же? Не сегодня завтра мне придется уволиться.
— Почему? — удивилась Анита. — Дела у вашей конторы идут великолепно, того и гляди прибавят зарплату.
— Прибавки от нашего начальства не дождешься, мадам. Скупердяи! И потом… — Почтенный служащий поежился и перешел на полушепот: — У меня ощущение, что я занимаюсь делом, угодным лукавому. Дважды в день я хожу на исповедь, но легче не становится.
— Тогда почему бы вам не выбросить эти письма в печку? Прервите порочную цепочку, и все закончится.
— Не имею права, мадам. Я выполняю свой долг. Люди платят деньги за отправку писем, несут последние гроши… Как я могу их обмануть?
Напоследок почтальон признался, что и сам получил записку с предупреждением. На фоне ежедневно нагнетаемых страстей у него не поднялась рука уничтожить ее. Переписал и разослал — словом, поступил, как все.
— У меня четверо детей, мадам, — оправдывался он. — Если со мной что-нибудь случится, кто будет их обеспечивать?
Анита рассказала об этом Алексу и подытожила:
— Как видишь, алчные почтовики здесь ни при чем. Есть у тебя другое толкование?
— М-м-м…
— Нет, конкурентов из соседних рыбацких деревень тоже оставь в покое. У них бы ума не хватило провернуть эдакую комбинацию. Это проделал человек образованный, умный, умеющий просчитывать последствия.