Детектив перед сном

Месье Багарре облегченно вздохнул. Через два часа он и Афродита сидели в небольшом кафе. Против них сидел Якоб Хаферман. Он говорил торопливо и не совсем вразумительно, то замолкал, то углублялся в свои семейные дела, сообщил, что он супруг, так и сказал «я супруг», Арманды Хаферман, которая имеет честь служить экономкой в доме баронессы фон унд цу Гуммерланг унд Беллерзин, и что она больше друг этого дома, чем распорядительница, и что, как он полагает, эта дружба распространяется и на него, поскольку баронесса нет-нет да и поручает ему небольшие, но важные дела, оказывая только ему эту честь, и он всегда успешно справляется с поручениями. На этом месте по толстощекому пьяному лицу Хафермана пробежала многозначительная ухмылка, что, видимо, намекало на некий особый характер поручений. Однако в этот раз у него поручение совсем особенное, поскольку речь идет о самой жизни баронессы фон унд цу и так далее. Дело в том, что последнее время уважаемая мадам стали получать странные письма, в которых им обещают ужасный конец. Он, правда, не видел ни одного из этих писем, не знает, за что им угрожают и не хочет знать. Но он ни минуты не колебался, когда Арманда, его супруга, попросила его поехать во Францию к родственникам мадам, и вот он здесь. Франция!.. Чудесная страна! А… к-какое здесь вино! Ему поручено передать, что баронесса ждут у себя в Кельне своего брата или хотя бы племянницу тридцатого мая сего года. Дело оч-чень важное и оч-чень срочное. Мадам просят ехать немедленно, а чтобы им не пришлось тратить из своих средств, передают… эт… тысьчу немцких мрк… Нечленораздельно бормоча, Хаферман с трудом выудил откуда-то из кармана толстенький конверт и шлепнул его на стол. Афродита не удостоила конверта взглядом. Она сердито смотрела на отца, который смущенно прятал лицо за стаканом минеральной воды.

— Скажите на милость, — протянула Афродита, — баронесса изволили пригласить не только племянницу, а еще кого-то. Хотя бы! Я для нее одна из возможностей. Стыдно, пап'a. Ты ведь не станешь утверждать, что не знал об этом, когда уверял, что тетя по мне соскучилась?

— Афродита, — взмолился пап'a, — ты ведь знаешь…

— Еще бы не знать. Пойдем-ка лучше отсюда, пап'a. От этого пьянчужки мы ничего толком не узнаем.

Месье Багарре покорно встал. Хаферман пытался оторвать от стола отяжелевшую голову.

— Благодарю вас, герр Хаферман. Завтра я вам сообщу, поедет ли пап'a в Кельн. Не забудьте свой конверт. Чао!

Прошло порядочное время на обратном пути, пока, наконец, месье Багарре не решился спросить дочь, что она обо всем этом думает. Афродита ласково улыбнулась — милый пап'a так трогательно беспомощен.

— Я еще не все поняла и не вижу всей картины, — отвечала она, — Хаферман не слишком щедрый источник информации. Но, скорее всего, он знает не больше того, что сообщил. Так, мелкий исполнитель.

— Ты поедешь?

Она посмотрела на него с хитрецой.

— А почему бы не тебе?

— О! Я… видишь ли…

— Ну, ну, не волнуйся. Я ведь не серьезно. Разумеется, я поеду, но это вовсе не значит, что твоя сестрица будет рада моему появлению…

— Что-то не понимаю.

— Все очень просто. Давай-ка прикинем, для чего, собственно, мы ей понадобились. Да ведь она полагает, что письма с угрозами пишем мы. Ну, я этой идиотке все скажу!

Задремавшая Афродита не услышала, как отворилась дверь камеры. У входа стоял обермейстер Шмидхен.

— Вставайте, да поживее, госпожа студентка, вашу особу желают видеть.

— Что там еще стряслось? — спросила Афродита, протирая глаза.

— Оберинспектор скучает по тебе, моя куколка.

Афродита устало поднялась и побрела в коридор.

3

Гельмуту Баллеру удалось отлично вздремнуть в комнате для дежурных, и он ощутил прилив бодрости, достаточный для того, чтобы довести расследование до победного конца. Он по-прежнему ни капли не сомневался, что двойное убийство — на совести Афродиты Багарре. Об этом неколебимо свидетельствует все, что пока выяснено и обнаружено. Инспектор Баллер рассчитывал в скором времени найти все оставшиеся улики, в частности оружие, из которого были убиты обе жертвы. Что касается мотивов преступления, то инспектор до сих пор непростительно блуждал в абсолютных потемках, несмотря на все усилия. Он не сомневался, что мотивы были политическими. Но какими именно?

Тем не менее Баллер чувствовал себя уверенно, почти полностью оправившись от чудовищной невозмутимости подозреваемой. И собирался приступить к последнему, железному, как он полагал, допросу, который все поставит на свои места.

В кабинет Баллер вошел насвистывая и бодро припрыгивая, подошел к письменному столу и, не садясь, покопался в свежей почте. Почти сразу наткнулся на заключение судебно-медицинской экспертизы. Небрежно пробежал глазами, и… все рухнуло. Некоторое мгновение он находился в столбняке. Затем встрепенулся, шагнул к шкафчику, достал бутылку виски и прямо из горлышка сделал гулкий могучий глоток. Затем сел за стол, но не успел продумать идиотскую ситуацию, прикинуть хотя бы дохленькую версию, ни черта не успел, как в дверь постучали, и Шмидхен ввел распрекрасную Афродиту.