Детектив под Новый год

Я всегда соревновалась с мужчинами в силе характера – и всегда побеждала, каким бы брутальным ни был противник. Я использовала весь свой арсенал – от хитрости до дикого, порой ослиного упрямства, но в конечном итоге добивалась своего. И мгновенно становилась свободной. Просто понимала – все, его нет больше, а вот я есть. И я свободна – от его власти, от его прихотей, от него самого. Это плохо, наверное. Но ничего поделать с собой я не могу – да и не хочу, если честно. Меня никогда не интересовали слабые мужчины – или равные мне. Нет, интереснее сломать того, кто сильнее. Во мне не осталось ничего человеческого, кажется».

Откуда она взяла это дурацкое слово «мэрик» и почему стала звать себя «Мэри» – или это не она так себя звала? Раньше свое имя ей нравилось, только на Машу она отзывалась с неохотой, а вот на Марию – всегда. Нестеров снова побрел в палату, в душе радуясь, что вызовов больше нет, а в отделении так мало народа – только несколько совсем уж неходячих.

Мария уже не спала, снова смотрела в потолок и шевелила губами, как будто молилась. Не знай Нестеров ее столько лет – решил бы, что на самом деле молится. Но Мария не признавала религий – никаких. Золотой крестик, подаренный бабушкой, однажды разломился пополам прямо на цепочке, оставив при этом след на бледной коже девушки – как ожог. Больше она не делала попыток носить что-то, имеющее отношение к вере.

– Ну как ты? Что-то болит? – Он коснулся рукой ее пальцев, они оказались ледяными – как всегда. Это была ее особенность – даже в самую жару мерзли руки. Он и это помнил…

– Болит… Макс, как ты думаешь – я смогу теперь… танцевать? Снова?

Он отвел глаза. Врать не хотелось, а правда была такова, что танцевать в ближайшие годы Мария вряд ли сможет – ходить бы без костылей…

– Понятно, – констатировала она спокойным тоном и перевела взгляд на окно. – Снег… такой снег бывает только здесь… я так скучала по нему в Испании… А танцы – ну что ж… Значит, все будет так, как я хотела. Если выживу.

Это послесловие совершенно не понравилось Нестерову. Он решительно подвинул к постели стул, уселся и потребовал:

– Рассказывай. Я не уйду, пока не узнаю всю правду.

– Какую правду ты требуешь от меня, Макс? – устало спросила Мария, облизывая пересохшие губы. – Ты так и не отделался от мысли, что я обманула тебя, изменила?

– Нет, я не об этом… мне важно понять, что происходит сейчас. Ты прости, я нашел твой блокнот, зачитался… оказывается, ты совершенно шикарно пишешь.

Она усмехнулась вымученно:

– Вот и оно-то… именно это шикарное письмо укатало меня сюда под Новый год. Люди мандарины-елки покупают, а я лежу в гипсе в отделении бывшего любовника и жду, что вот-вот явятся головорезы моего супруга, чтобы довершить то, что начал этот чертов грузовик…

– Погоди, Маша. Что все это значит?

– А то и значит, Максим. Именно мой открывшийся вдруг писательский талант всему причина. Я писала заметки – так, типа дневника в Интернете, под вымышленным именем. Это увидел один известный журналист и предложил мне напечататься. Напечаталась… Костя узнал…

У Нестерова голова пошла кругом – так вот почему ему показался знакомым ее слог… Мэри Кавалье, «Жена каталы» – эту книжку в черно-белой обложке по очереди читали все медсестры в отделении, передавая друг другу и строго отсчитывая дни на прочтение. Сам Максим тоже прочел, его заинтересовало то, что предисловие было написано человеком с весьма громким именем. Книга оказалась захватывающей. Значит, это Мария… Если все, что там написано, правда, то все причины бояться Костю у нее действительно есть…

– Маша, здесь он тебя не достанет, – решительно пообещал Нестеров, сжав холодные пальцы. – Если нужно, я позвоню в отделение милиции, они пришлют охрану.