Детектив под Новый год

– Гляди мне, Гоша, косяка не спущу. Ведь ты виноват, что она решилась эти бредни печатать. Ведь как просил тебя – следи за всем, что она говорит и делает, разве это так трудно? Или нельзя было нормального водилу найти, чтобы не промахнулся и растер ее тачку в муку? А так – и сам едва не убился, придурок, и ее всего-навсего только покалечил. Ничего вам нельзя доверить, все самому нужно делать!

– Кто знал, что она такая ушлая, – оправдывался Гоша. – С виду-то обычная телка…

– Телка! Вот тебе и телка – подставила всех!

«Не подставила бы она никого, не шлепни ты собственноручно того чувака, с которым у нее роман начался, да еще и у нее на глазах!» – раздраженно подумал Гоша, однако вслух сказал:

– Да ладно, Костя, чего теперь-то… Столько народу положили за эти ее писульки…

– Я ее, суку, буду убивать дома – и медленно, чтобы на том свете помнила. Это из-за нее я снова в эту страну вернулся, из-за нее! Писательница, мать ее! Мэри Кавалье – это же надо! – Костя вынул из кармана дубленки уже изрядно потрепанную книгу и потряс перед лицом Гоши. – Вот оно, дерьмо! Если кому-то в ментуре придет в голову проверить – все, мне такой срок корячится – пяти жизней не хватит отсидеть! Хорошо хоть издательство мелкое, обанкротили быстро. А все равно весь тираж не смогли перехватить, расползлось по стране!

– Что здесь происходит? – раздался у них за спинами голос Нестерова, и все пятеро развернулись. – Почему посторонние в отделении?

– О, а вот и доктор, – протянул Костя. – Ты, главное, не шуми, доктор, мы сейчас у тебя одну пациентку заберем на домашнее лечение – и все.

– Какую пациентку?

– А вот Марию Кавалерьянц некую… сегодня из автодорожной привезли утром. Жена это моя, дома лечить хочу, только своим докторам доверяю.

Карие глаза Кости смотрели на Нестерова спокойно и уверенно, держался он по-хозяйски, будто бы даже не сомневался в том, что сейчас все будет сделано так, как он скажет.

Нестеров помолчал, потупив глаза, потом проговорил, словно с трудом:

– Я сожалею…

Костя замер:

– Что? Что значит – ты сожалеешь, лепила? Где моя жена?

– Мы сделали все, что было возможно, но травмы оказались несовместимы с жизнью… Тело можно будет забрать после праздников.

Повисла пауза. Охрана Кавалерьянца смотрела на хозяина, ожидая распоряжений, а тот словно впал в ступор, молчал и только хлопал огромными карими глазищами.

– А-а-а-а! – взвыл Костя, вдруг упав на колени. – И тут обставила! Тварь, сууука! Я сам, сам должен был!

– Костя, Костя, хорош! – засуетились вокруг него мужчины. – Поедем домой, хватит. Праздник нынче, все равно ничего уже не поправишь – ну так и помянем заодно…

Они кое-как подняли обвисшего на их руках Костю и волоком вытащили из больницы. Нестеров в окно пронаблюдал, как вся орава садится в два джипа и отбывает с территории, а потом бегом бросился вниз, в больничный морг.

Подмениться на остаток новогодней ночи Нестерову удалось – приятель Олег вошел в положение и вышел к одиннадцати часам. Нестеров на своей машине увез Марию к себе, в маленькую холостяцкую квартиру, уложил на диван и успел накрыть подобие стола, достав даже бутылку шампанского. Марии пить было нельзя, но она слабой рукой подержала бокал и даже слегка коснулась им бокала Нестерова.

– За тебя, Максим…

– Нет, за тебя… Мэри, – улыбнулся Нестеров. – Кстати, а почему «мэрик»?

– Это Лелька меня так звала… маленькая, злая, кусающаяся собачка… как я…

Лелька прилетела через два дня – по настоянию Марии Нестеров дал ей телеграмму. Молодая женщина с каштановыми волосами, забранными в пучок деревянной шпилькой, которую Нестеров, к своему изумлению, узнал сразу – эта вещица раньше принадлежала Марии, и она точно так же закалывала ею волосы кверху. Лелька выглядела так искренне озабоченной, что Максим невольно позавидовал Марии – сразу становилось понятно, что есть человек, который будет заботиться о ней и сделает все, чтобы поставить ее на ноги. Поведение молодой женщины напомнило ему щенка спаниеля – вот он прыгает радостно вокруг больной хозяйки, старается лизнуть в лицо, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Да и сама Мария в присутствии Лельки сделалась совершенно другой – мягкой, спокойной и беспомощной, хотя Максим прекрасно знал, что в жизни она жесткая и бескомпромиссная. Решительно отвергнув все возражения, Лелька забрала Марию к себе. Максим провожал их в аэропорт и, взглянув на сидящую в кресле-каталке Марию, вдруг вспомнил последнюю запись в ее блокноте – ту, про клетчатый плед. Мария, видимо, тоже об этом помнила, потому что решительно сдернула с ног покрывало и, глядя в глаза озабоченно склонившейся к ней Лельки, проговорила:

– Никогда больше не делай такого. Я не останусь инвалидом – ясно?

И Лелька согласно закивала:

– Конечно, Мэри. Все будет так, как ты скажешь, дорогая.