Единственным ответом на вопрос Данилы о повышенной выживаемости оказалась попытка Никитина проткнуть Данилу мечом, а Данила с недавних пор просто не переносит вида оружия, направленного в его сторону. Не знаю, ставит ли Данила зарубки на своем мече, но если и дальше его счет будет пополняться такими темпами, ему очень скоро придется сменить свой меч на двуручный. Что ж, значит, наш противник все же совершает ошибки. Жаль, но и мы не без греха: Никитин нам уже ничего не расскажет.
В трактире нас ждал ужин, на который мы с Данилой опоздали по простой причине: на то, чтобы убить человека требуется куда меньше времени, нежели на дачу объяснений жандармам, почему это было необходимо.
Быть может, будь с нами Первый Меч с Чернобородовым, всё прошло бы быстрее, но эта парочка, вероятно, совершала обход достопримечательностей Москвы.
К чести хозяев, поселили нас с роскошью – каждый получил в свое распоряжение отдельный номер, причем в качестве бонуса полагалось всё то, что обитатель номера пожелает заказать.
Похоже, мы могли пользоваться кремлевским кошельком как своим собственным.
Трактирщик Федор, так и не решившийся назвать свое отчество, рассказывая о наших дополнительных возможностях, настойчиво шевелил бровями. Делал он это настолько интенсивно, что в какой-то момент мне показалось, что передо мной стоит не человек, а гигантский жук-работорговец. В конце концов, разве человек может с таким азартом предлагать плоть самок и молодых самцов собственного вида?
Тем временем к городу подкралась ночь. Здесь она была не черной, а розово-серой.
Судя по уличной перекличке, дневная суета уступала место ночной, ничуть не менее бурной. И где-то там, в вечно кипящем московском котле, скрывался не просто убийца, а командующий с собственной армией, разведкой и штабом. Боровицкая площадь не оставляла других вариантов. Убитые были людьми абсолютно разными, принадлежали к разным кланам и в то же время они были одинаково лояльны к Великому Князю. Оппозиция? Мои знания о политической ситуации в Москве позволяли мне выбирать между достоверностью гадания на чайной или на кофейной гуще.
С другой стороны, никто не торопился провести со мной мероприятия по ликвидации безграмотности относительно тенденций внутренней политики. А может, Великий Князь Николай хочет сначала посмотреть, чего я сам накопаю, а затем уже ввести в курс дела? Как бы не было поздно…
Мои размышления прервал шорох за дверью. У меня нет паранойи, но, не дожидаясь, пока шорох превратится во что-то более существенное, я занял позицию у дверей, беззвучно (во всяком случае, мне хотелось, чтобы это было беззвучно) вытащив меч из ножен. Шорох повторился, после чего дверь начала потихоньку открываться: мой нежданный гость тоже старался действовать максимально тихо. Шаг, другой – а дальше идти гостю было бы нелегко – очень трудно ходить, когда в горло упирается клинок. Вероятно, это был писк, и, кажется, он был издан женским горлом. Удерживая горло незнакомки в положении «сейчас перережу» одной рукой, второй дотянулся до керосиновой лампы и открутил фитиль…
– Детектив Алекс? – голос был милый и вполне соответствовал внешности. Ее фигурку совершенно не портило то, что было на ней надето – каким бы словом я это не назвал оно не стало бы длиннее ни на миллиметр. Что же она смотрит на меня такими бешеными глазами, меча никогда не видела?
– Алекс, вы хотите меня убить?
Тут я очень кстати сообразил, что обнажен не только мой меч… Да уж…. Подкрадываясь к дверям, я думал о чем угодно, кроме собственной одежды. Самым быстрым методом по спасению достоинства было погасить свет, что я и сделал
– Барышня, разве кто-то может хотеть вас убить? Просто…
– Аленой меня зовут, Федор послал вас развлечь…
– Развлечь… Тебе это удалось, я развлекся.
Стар я стал: перспектива продолжить общение с девушкой, к моему собственному удивлению, совершенно меня не радовала.
– Аленушка, девочка моя, загляни в соседний номер, думаю, там тебе не откажут…
Две маленькие ладошки прошлись по моему телу, без всякого стеснения давая понять, от чего я отказался, после чего их хозяйка без сожаления и без прощания удалилась. Чувствуя себя пусть и по собственной воле, но все-таки брошенным, я задремал. Чувство одиночества усиливалось доносящимися из номера Данилы звуками – ему одиноко не было. Лишь под утро я заснул по-настоящему, и немудрено, что грезы мои были весьма интимного характера, так что почувствовав у себя на плече чью-то руку, подумал я об Аленушке. Не жалея снова выпускать птицу удачи, которая сама норовила прыгнуть мне в силки, я потянул эту руку на себя и сделал попытку обнять тело. Обнял я, однако, что-то очень горячее, мохнатое, да притом еще и непрестанно подергивающееся. Надеюсь, о моей попытке переспать с встречником не узнает никто и никогда.
Глава девятая
Распечатанная комната