Детектив с одесского Привоза

Они быстро подошли к мостику. На нем уже стояли девушки, приводили в порядок свои прически. С ними и заговорили Лавров и Малышевская: хорошо ли клевало, много ли поймали.

С этой минуты путь к лодкам Черевику и Алику был отрезан.

Закончив возиться с кадкой, они вставили в кольцо два весла, положили концы на плечи, рывком подняли ношу и направились к тропинке. Капитан Лавров тут же пристроился к ним сзади.

Ситуация для оперативников сложилась благоприятная: Черевик сам шел к ним в руки.

Когда Алик и Черевик оказались метрах в десяти от сторожки, Забара распахнул дверь и спокойно, не спеша зашагал им навстречу.

Увидев его, Котя Черевик — он шел первым — зыркнул вправо, но там уже был капитан Лавров. Слева оказался один из оперативников, другой побежал на помощь лейтенанту Малышевской, хотя помощь его и не требовалась — Марина и Руфина продолжали заниматься своими прическами, происходящее на берегу их, казалось, совсем не интересовало.

Котя Черевик продолжал идти. Но шагал уже медленней, ступал осторожно, словно под ногами была не твердая земля, а трясина. Глянул исподлобья на Забару, и лицо его скривилось от страха, тонкие губы дрогнули, казалось, Черевик хотел что-то сказать, но передумал, не произнес ни слова.

— Константин Владимирович, может, помочь вам донести рыбу до дачи Алика? — спросил Забара, не скрывая иронии.

Черевик промолчал.

Он шел, понурив голову, глаз не поднимал ни на шагавших рядом Василия Забару и молодого николаевского оперативника, ни на двух других сотрудников уголовного розыска, не оглядывался и назад на Алика, на оставшихся на берегу Марину и Руфину. Не оглядывался не потому, что шел в «упряжке», — приподними концы весел и верти головой на все триста шестьдесят градусов, — просто у него не было на это сил. Какое-то спасение для себя он видел впереди и хотел только одного: как можно быстрее добраться до дачи.

И когда наконец они пришли, Черевик освободился от ноши, сел на землю, спиной и головой оперся о ствол старой ивы и заговорил быстро, словно боялся, что его могут перебить:

— Все, меня нет... Сейчас умер, и завтра похоронят... Я не очень силен в спорах, не умею быстро находить убедительные доказательства. А лишний треп — это не по мне. Если не верите — пошлите в разведку, соберу ценные сведения и никому ни слова. Молчать я умею. Это точно!.. Гоните прочь любопытных, не надо ковыряться в чужой жизни на виду так называемого общественного мнения. Моральные и физические травмы очень похожи, обе оставляют рубец на сердце, запас пережитого обязательно что-то вселяет в тебя. Это «что-то» делает тебя другим человеком, помогает тебе. Вот сейчас оно помогло мне выбрать дорогу получше, чтобы я не наступил на камень, не поскользнулся на песке, не споткнулся, чтобы мне не было больно, поддерживало меня с двух сторон. Я не упал, шел на прямых, потому что ходить согнувшись не умею... Может, я кажусь вам смешным и жалким? Ничего, это «что-то» опять срабатывает, и мне уже все до фени. Только не опуститься бы до крайности, не отключиться... Страх перед этим у меня сильнее страха тюрьмы. Точно!

Черевик дернул головой, обхватил руками виски, словно хотел выдавить глаза. Его черные курчавые волосы поползли вверх, хрящеватый нос еще больше заострился. Несколько секунд он смотрел куда-то вдаль неподвижными, немного выпученными глазами, затем заговорил снова:

— Не подумайте, что это бред сумасшедшего, не ищите в моих словах логики. Мимо! Такое состояние, как у меня сейчас, бывает от счастья, удачи или наоборот — от отрицательных эмоций... Имея радикулит, легко демонстрировать несгибаемость. Не только мне, но и вам будет хуже, если я сейчас потеряю сознание. Я и говорю исключительно для того, чтобы не отключиться. «Скорую помощь» вызвать не успеете, очень прошу — потерпите еще немного... От прежних моральных и физических травм я начал страдать вегето-сосудистой дистонией. Чтобы сбить давление, мне сейчас достаточно сделать укол простенькой магнезии. И я сразу почувствую, как по всему телу побежит горячая волна и исчезнет эта полуобморочная тошнота. Я боюсь потерять власть над собой, мне надоело холодеть от подсознательного страха. И среди орлов бывают пуганые вороны. Вот оно — начинается самое страшное... Такое впечатление, что все из головы переливается в грудь, в живот... Точно! Чтобы не захлебнуться собственными мозгами, я боюсь глотать слюну, боюсь даже вдохнуть воздух... Клин вышибают клином... Дайте стакан водки... Только быстрее, иначе будет поздно... Алик знает где...

Лицо Черевика то краснело, то белело, то становилось каким-то пепельным.

В группе захвата старшим был подполковник Артамонов. Оперативники посмотрели на него, и он коротко бросил:

— Дайте.

Оперативники налили в стакан водки. Черевик выпил, закусил огурцом. Посидел молча с минуту, затем вскочил, мотнул головой, улыбнулся и заговорил, обращаясь непосредственно к Забаре: