— Не так все просто, Чарли. Среди членов профсоюза всегда найдутся недовольные люди. Их — то и использует Шинабэргер. Он обхаживает их, пудрит им мозги, обещает златые горы и вдруг начинаются разговоры о забастовке. Никто не собирался бастовать, но к забастовке из чувства солидарности присоединяются все.
— Понятно. Но если вы все проголосуете против босса, ему придется уйти. И если большинство против забастовки...
Я горько улыбнулся: — А здесь уже на сцене появляются шакалы Шинабэргера. Представь себе, что простой рабочий, вроде меня, женатый, с детьми, заявляет на собрании, что в данный момент он не видит смысла в забастовке и пытается обосновать свое мнение. Сразу же подручные босса начинают орать, мешают ему говорить, обзывают штрейкбрехером, заявляют, что он хочет причинить ущерб своим товарищам. Может, другие и разделяют мнение выступавшего, но они видели, как тому заткнули глотку и боятся даже пикнуть, чтобы им тоже не повесили клеймо штрейкбрехеров. А после собрания к выступавшему приходит какой — нибудь верзила и говорит, что если он пикнет на собрании еще раз, то с его женой или детьми может случиться какая — нибудь неприятность...
Чарли присвистнул:
— Вот оно что! А если пойти к какому — либо руководителю вашего профсоюза и поговорить с ним наедине?
— Можно, — иронически ответил я. — Меня внимательно выслушают и мои соображения тщательно запишут. А потом эти записи попадают на глаза одному из подручных босса и что — нибудь приключается с Ритой или детьми. Могут, например, переходя улицу, попасть под машину или что — нибудь в этом роде...
— Но кто — то сверху должен заметить, что здесь творится?
— Похоже, что Биг Рэд в курсе дела, но он действует дипломатично. Забастовку объявили сторонники Шинабэргера, но — переговоры с хозяевами ведет Биг Рэд. Он — то и добьется прекращения забастовки. Если же Рэд встанет на путь открытой борьбы, то это будет только наруку Шинабэргеру, который захватит все руководящие посты в профсоюзе.
Вдруг я спохватился и растерянно огляделся вокруг: — Послушай, Чарли, только никому не говори об этом. Кто знает, что может случиться. Молодчики Шинабэргера шутить не любят. И если узнают про наш разговор — быть беде.
— Чарли нахмурился. — Будь уверен, Стэн, понимаю тебя... — Потом, после небольшого замешательства, он добавил. — Да, вот еще что... Пока не закончится эта кутерьма, может, я смогу чем — то помочь тебе? Может, одолжить деньжат?
И Чарли сконфуженно замолчал.
Комок застрял у меня в горле. Для Чарли я был не ахти каким клиентом: иногда я покупал у него сигареты или лекарства для детей. Если бы все его клиенты были такими бедняками, как я, ему через неделю Пришлось бы закрыть лавку. А он еще дарил что — нибудь детям: леденцы, а то и игрушки. От Стэна Апплегарда он не получал ни цента прибыли, а теперь предлагает взаймы... Редко в наше время можно встретить такого человека...
Я не знал, что ответить, ибо не любил, когда меня жалели; каждый мужчина имеет свою гордость. А деньги, взятые взаймы — это совсем не то, что заработанные своим трудом. В конечном счете, они не выручат нас и через пару недель мы окажемся еще в боле тяжелом положении, а одним долгом у нас будет больше. И если забастовка не кончится в ближайшее время...
— Спасибо, Чарли. Сердечное тебе спасибо. У меня было немного денег, так что пока мы еще держимся...
Чарли понял, что это была ложь, но понял также, почему я солгал, и решил оставить дверь открытой, если мне придется изменить решение: — Конечно, конечно, Стэн. Но если что — помни: я к твоим услугам...
Я кивнул: — Еще раз спасибо, Чарли. Ты добрый человек...
Я попрощался с соседом и направился к дому, спиной чувствуя его озабоченный взгляд — Чарли переживал за меня, за мою семью и я был растроган его добротой.
Позавтракав, я попрощался с Ритой, поцеловал двойняшек и направился к выходу.
— Возвращайся поскорее, — попросила Рита и я обещал ей нигде не задерживаться.
Я сошел с, автобуса, не доехав одну остановку до проходной и направился, к зданию плавательного бассейна, которое временно стало нашим штабом. В бывшем помещении бара на стойке дымилась печурка, на которой варился обед для ребят, стоявших сегодня в пикетах. Я заметил, что кое — кто из них привел с собой детвору, чтобы те могли позавтракать с отцами. Положение ухудшалось...
Впрочем, это было заметно и по атмосфере, царившей в комнате. В первые недели забастовки народ был веселый, слышался смех, шутки. Чувства как — то обостряются, когда случаются вещи, выходящие за рамки повседневной жизни. Все мы тогда были похожи на школьный класс, собравшийся на долгожданную, не совсем обычную экскурсию. И совсем как школьники, уставшие к концу экскурсии, мы тоже притомились...
Когда я вошёл в комнату, Джо Гаррет сидел за столом и помогал кассиру распределять пособия. Когда подошла очередь, он поздоровался со мной и снова склонился над ведомостью, отыскивая мое имя. Найдя его, поставил галочку и протянул мне чек. Я взглянул на чек: пять долларов.
— Следующий! — нетерпеливо произнес Джо, дав мне знак освободить место у стола.