Детектив в белом халате. У каждой болезни есть причина, но не каждому под силу ее найти

Хотя мистер и миссис Пател впервые пришли в нашу клинику, они уже попали в топ пять моих любимых пациентов. Не переживай, Бенни, благодаря твоим вопросам о смысле жизни я очень сомневаюсь, что ты когда-либо покинешь первое место. Поскольку у меня больше нет причин их задерживать, я неохотно провожаю пару до двери. Они уходят смеясь. Какие чудесные люди!

Четверг, 28 июня

Думаю, что теперь я связан с бандой. Сегодня на прогулке с Элис и жителем ее живота мы увидели подозрительных молодых людей, толпившихся у дверей магазина, куда я собирался зайти. Элис хотела, чтобы я купил нам два леденца. Леденца… Проще сразу прилепить мне на лоб огромную мишень. Крутые парни не сосут леденцы, Элис! Я выпрямил спину, стараясь выглядеть как можно крупнее (я прекрасно понимал, что это не поможет, если меня пырнут ножом), и прошел мимо них в магазин. Я выбрал два самых брутальных леденца, оплатил их и пошел к выходу, готовясь к предстоящему конфликту. А затем произошло нечто странное. Парни расступились, и один из них повернулся ко мне, протянув кулак (вероятно, для того чтобы поздороваться со мной?), и сказал: «Привет, доктор Скит! Как день проходит, нормалек?» Доктор Скит. Да, мне это нравится. Я прикоснулся кулаком к его кулаку (надеюсь, я все сделал правильно) и своим самым «уличным» голосом, звучащим так, словно я накануне выпил бутылку скотча и выкурил пачку сигар, непринужденно ответил: «Привет, парни! У вас, вижу, тоже все нормас». А потом добавил: «Берегите себя, хорошо?»

Я никогда не пойму, откуда взялась эта дурацкая последняя реплика. Возможно, во мне заговорил будущий отец? Неужели я теперь чувствую отцовскую ответственность не только за обитателя живота Элис, но и за всех остальных детей? Я напряг мозги и вспомнил, что этот подросток из банды — один из моих пациентов, который приходил ко мне несколько месяцев назад, и я ему помог. Элис наблюдала за этой сценой с открытым ртом, а потом назвала меня занудой за то, что я вел себя как директор школы. А я было подумал, что мне удалось ее впечатлить. Вероятно, до мистера Тоски мне еще далеко.

Пятница, 29 июня

Мистер Пател умер. Вчера у него случился обширный инфаркт. Мне сообщили об этом, когда я пришел на работу сегодня утром. Я испытал жалость к ошеломленной миссис Пател и непреодолимое чувство вины (и страх, лгать не буду) за то, что я мог что-либо упустить. Виноват ли я в его смерти? Когда пациент умирает, любой терапевт будет снова и снова анализировать свое участие в его лечении, чтобы понять, не допустил ли он ошибку. Я не исключение.

Мне хочется забрать свои вещи, пойти домой и открыть бутылку виски, поскольку я понимаю, что день уже не станет лучше. Сейчас середина приема, и из-за тумана в голове я опять не успеваю. Я иду по коридору к регистратуре, чтобы отправить по факсу срочное письмо, и вдруг замечаю миссис Пател, стоящую у другого конца стойки. Это похоже на автомобильную аварию в фильме. Я замедляю шаг, останавливаюсь перед ней, протягиваю руку и как можно мягче пытаюсь выразить свои соболезнования. Естественно, она все это игнорирует. Перед всеми, кто находится в зале ожидания, она говорит мне, что я что-то упустил и что смерть ее мужа — моя вина. Она сообщает это таким голосом, который всегда будет ассоциироваться у меня со страшным горем. Мое лицо краснеет, а сердце начинает выскакивать из груди. Я открываю рот, чтобы что-то ответить, но продолжаю молчать. Никакие слова не смогут ее утешить. Ее сердце разбито.

Внутренне я цепляюсь за проблески позитива. Когда меня в последний раз обвиняли в убийстве (да, в убийстве) члена семьи, на меня пытались напасть с огнетушителем, стоявшим в больничном отделении, где я работал. Руки миссис Пател пусты. Однако вскоре я понимаю, что ее слова причиняют мне больше боли, чем удар огнетушителем. Я снова пытаюсь протянуть руку овдовевшей миссис Пател, но она ее отталкивает. Ошеломленный, я протягиваю документ (влажный от моей вспотевшей руки) старшему администратору Рите, которая стоит у меня за спиной, пытаясь понять, как смягчить ситуацию. В зале ожидания воцаряется зловещая тишина (ее нарушает только мистер Свифт, один из наших самых сложных пациентов, у которого большие проблемы с управлением гневом; он кричит, чтобы мы все заткнулись).