– Будешь стоять у входа, а я – на дальних рубежах! – наставляла она меня еще вечером.
Но ничего не понадобилось.
Утром 1 января к нам в дверь постучали. И в номер просунулось зеленоватое лицо Михаила.
– Девочки! – простонал он. – Вы не могли бы к нам зайти!
После чего глаза его округлились, дверь захлопнулась и мы услышали тяжелый топот бегущих ног.
– Что это было? – спросила Машка неизвестно кого.
– Не знаю, – сказала я. – Наверное, у них что-то случилось.
– Может, с Жанной? – Мне показалось, в голосе подруги прозвучала надежда.
Но когда через несколько минут мы постучали в их номер, дверь открыла именно Жанна.
Она была в длинном нежно-изумрудном платье, чем-то напоминающем один из нарядов Сиси в Хофбурге. Длинные черные волосы затейливо уложены. А в них сверкала алмазным блеском знаменитая звезда императрицы.
Даже мы уставились на красотку, раскрыв рты.
Жанна была ослепительна.
Единственное, что портило ее красоту, – брезгливое выражение лица.
– Заходите, – прошипела она, не разжимая губ.
Но когда мы зашли в парадную гостиную с розовыми диванами, ее желание дышать как можно реже стало понятным.
В номере, мягко говоря, плохо пахло. А звук смываемой воды в унитазе объяснял причины запаха.
– Михаил хочет что-то вам сказать! – процедила девица, быстро ретировавшись в спальню.
Дверь ванной отворилась, и из нее почти выпал бледный Михаил. Вид у него был смущенный.
– Девочки, – начал он. – Тут такое дело… Мы должны были идти сегодня на концерт. Ну, вы знаете. А вчера за новогодним столом в этом чертовом морском ресторане подавали устриц. Мы с мамой их любим. Ну в смысле стараемся полюбить. А Жанна – нет.
– Я вам говорила – они воняют! А вы – запах моря, запах моря! – не удержалась и крикнула из спальни красотка.
– Не знаю. – Михаил виновато пожал плечами. – Может, желудки у нас к ним не привыкли… А может, и правда плохие попались. Короче, мы с мамой теперь от этих заведений, – кивнул он на туалет, – отлучиться не можем. Пропадают два билета. Не хотите пойти с Жанной вместо нас? Я помню, вы говорили, что это ваша мечта.
Мы с Машкой переглянулись.
– У нас нет таких денег, – призналась Машка. – Даже продажным журналистам столько не потянуть, а уж честным…
– Как вы могли подумать! Я не собираюсь брать с вас деньги. Я вам их дарю. На Новый год. Ведь не будет же Жанна продавать билеты перед входом.
– Не буду! – подала голос девица. – Я не для того сюда ехала!
– Девочки! – взмолился Михаил, нервно переступая с ноги на ногу. – У меня очень мало времени. Соглашайтесь или… Простите! – пискнул он и молнией метнулся к заветной двери.
– Мы согласны! – прокричала ему вслед Машка.
– Тогда выходим через полчаса. Я хочу погулять по фойе, – выглянула из спальни Жанна.
Мы выскочили из номера, жадно глотая коридорный воздух.
– Надо зайти к Инне Львовне, вдруг ей нужна помощь, – вздохнула я, вспомнив клятву Гиппократа.
Инна Львовна открыла нам не сразу. Вид у нее был измученный, под глазами – синие круги. Она взяла мои таблетки, которые я предусмотрительно захватила, но внутрь нас не позвала:
– Это меня Лилька сглазила! Подруга моя… – проговорила она белыми губами. – Все завидовала, что нас по телевизору на весь мир покажут. Извините, мне нужно… Повеселитесь там за меня…
Так и случилось, что через полчаса мы с Машкой, одетые в лучшее, что у нас было – девица смерила это лучшее недовольным взглядом, – уже шагали в сторону Венской филармонии. Сзади пыхтел Геннадий.
– А где Архип? – обернулась я.
– Остался с хозяевами. Там Инне Львовне что-то совсем поплохело. Надо врача вызвать, лекарств принести. Вот траванулись бедолаги!
– Бедолаги?! Весь Новый год просрали из-за своей дурости! – пробурчала Жанна.
Перед входом в филармонию уже толпились странно выглядевшие для раннего утра счастливцы: женщины в длинных шубах, мужчины в распахнутых кашемировых пальто, под которыми чернели парадные костюмы.
Вдруг откуда-то сбоку вынырнул мужик, загримированный под Моцарта: так одеваются все венские театральные жучки, будто великий композитор был еще и главой билетных спекулянтов. Он затараторил:
– Русский, русский? Билет нада?
Жанна с негодованием отвернулась: ее оскорбило, как быстро в ней признали россиянку.
А любопытная Машка спросила:
– Сколько?
– Девять тысяч евро! Партер! – наклонился к ее уху «Моцарт».
– За столько я сама тебе билет продам! – рассмеялась подруга.
Мы уже подошли ко входу, перед которым толпилась небольшая очередь. Вдруг я оглянулась, словно почувствовав чей-то взгляд. И увидела странное.
Рядом с хитрованистым «Моцартом» стоял наш сосед по отелю, тот самый, что на меня смотрел. Они о чем-то потолковали: очевидно, торговались. И двинулись в сторонку. При этом сосед раза два оглянулся и тревожно посмотрел прямо на нашу компашку.
Нет, я, конечно, никогда не страдала от заниженной самооценки. Но тут пришлось признать: вряд ли влюбленный кавалер заплатит девять тысяч евро за счастье посидеть со мной в одном концертном зале.