— Извините, я у него был под своим именем и даже удостоверение показывал, — возразил Вилкин. — А за кого он меня принял — это его трудности.
— А блондин на «Волге», следивший за Саржиным: ваш напарник? — вновь спросил Синицын.
— Нет, это тоже был я, — встав, Вилкин открыл шкаф, показал парик. — Но это была не слежка: я минут десять глаза ему помозолил, чтобы напугать. Кстати, у меня есть справка по этому делу: как своим коллегам, могу дать ознакомиться.
Вытащив из стола отчет по делу, Вилкин передал его Синицыну. Тот, не скрывая, что в пришедшей паре является главным, быстро пробежал отчет глазами.
— Значит, звонили тоже вы, — констатировал Синицын. — Остроумно! Скажите, а в доме Саржина действительно спрятана анаша?
— Нет. Но — улыбнулся Вилкин, — я не удивлюсь, что, если моя клиентка не получит требуемую сумму денег, анаша там появится.
— Понятно, — кивнул головой Синицын. — Между прочим, куда вы Панину дели? Ее мать отнесла утром заявление в милицию с обвинением Саржина в убийстве.
— Клавдия Ивановна у подруги отдыхает, — объяснил Вилкин. — Но как только придет почтовый перевод: тут же появится и вместе с матерью заберет заявление.
— Спасибо за подробное объяснение! — Синицын, а за ним и Еременко встали. — Вы позволите захватить ваши записи, чтобы руководству могли доложить?
Синицын показал рукой на документы, которые читал.
— Конечно! — согласился Вилкин, подумав: «Часть из них для вашего руководства и писалась».
— У меня к вам просьба, — уходя, Синицын обернулся. — До двенадцати часов завтрашнего дня активных действий не предпринимать. Думаю, мы поможем вашей клиентке.
— Договорились! — пообещал Вилкин и с облегчением вздохнул, когда за посетителями закрылась дверь.
— И все — таки один прокол у тебя был, — выслушав рассказ сына, объявила Анна Николаевна. — Ты в разговоре не дал интерпретации фразе «рыбные дела», прозвучавшей в телефонном монологе Паниной. А фраза опасная и наверняка использовалась Саржиным при обращении к руководству организации.
— Синицын прочитал ее объяснение в моем отчете. Я там доказываю, что Саржин был браконьером — одиночкой, поэтому Панина и угрожала ему «рыбными делами».
— Как ты думаешь, чем сейчас занимается организация? — спросила Анна Николаевна.
— Изучает запись беседы со мной — она наверняка записывалась, — и шаг за шагом проверяет мой отчет по делу: от таксиста до телефонных звонков. Не волнуйся, мама, к завтрашнему вечеру все закончится!
Вилкин не стал добавлять, что если в отчете обнаружится нестыковка или ложь, то его автор до вечера может не дожить.
— Значит, завтра: со щитом или на щите! — грустно констатировала Анна Николаевна и сыщик догадался, что мать все понимает.
Приехав с утра в агентство, Вилкин по устоявшейся привычке отвесил поклон рассматривающей его с календаря Алле Пугачевой и, открыв «Уолден, или жизнь в лесу», углубился в чтение. Книги ценились Вилкиным как собеседники, а не источники информации или эмоций, и Генри Торо со студенческих лет был его любимым визави.
Телефонный звонок раздался около часа дня, когда озабоченный Вилкин уже начал раздумывать о вариантах бегства в Россию.
— Извините за опоздание, Валерий Александрович! — послышался в трубке голос Синицына. — Объект вашего внимания упрямился, еле уговорили. Деньги через полчаса вам принесут, причем, учитывая ваши расходы, не семь, а десять тысяч. Будем считать ваше дело закрытым.
— Спасибо, господин Синицын, за приятную весть! — обрадовано ответил Вилкин. — Будьте уверенны: договоренность исполню!
Дождавшись, когда хмурый парень передал ему пакет с деньгами, Вилкин успокоил по телефону мать, сел в «Москвич» и через полчаса был у Паниной, встретившей его как родственника. Рассчитавшись с приютившей Панину старушкой, Вилкин отвез Клавдию Ивановну в Зую, а затем в Белогорский РОВД, где в течение часа уголовное дело против Саржина было прекращено.
Как всегда в таких случаях, Анна Николаевна купила шампанское и приготовила праздничный ужин.
— За твой успех, сынок! — подняв бокал, предложила тост Анна Николаевна.
— Скорее: за удачу! — поправил ее Вилкин и, осушив бокал, начал рассказывать.
— Побеседовав с Саржиным, я понял, что в одиночку денег у него не заберу. Тогда я начал превращать себя в организацию: мифическую для меня, но реальную для Саржина, тем более что эта организация в течение двух дней смогла угрожать Саржину следующими обвинениями: убийство Паниной, скрытие и присвоение клада, хранение наркотиков. Прессинг шел настолько плотно и необычно, что Саржин растерялся и сделал то, чего ему нельзя было делать: обратился за помощью в свою организацию. Но это было то, чего добивался я: мифическая организация не могла отобрать деньги у Саржина, тогда как для реальной организации это — пара пустяков.