Детективное агентство Дирка Джентли

— А, вот оно что, — пробормотал профессор. — Конечно, конечно! — Он повернулся к Ричарду. — Ежегодные Кольриджские чтения, — глубокомысленно закивал он головой. — Ведь он выпускник нашего колледжа, понимаете, — добавил он после недолгой паузы. — Сэмюэль Тейлор Кольридж. Надеюсь, вы слышали о нем. Это обед в его честь. Конечно, не в буквальном смысле. Сейчас это несколько поздновато. — Профессор умолк. — Прошу вас, вот соль.

— Э-э, спасибо. Я подожду, — ответил удивленный Ричард, ибо обед еще не подавали.

— Не стесняйтесь, берите, — настаивал профессор, пододвигая к нему тяжелую серебряную солонку.

Ричард растерянно заморгал и неохотно протянул руку к солонке. Но пока он моргал, солонка исчезла.

Молодой человек вздрогнул от удивления.

— Ловко, не так ли? — сказал профессор и извлек солонку из-за уха мумиеподобного соседа справа, чем вызвал почти неприлично молодое хихиканье где-то рядом. Профессор озорно улыбнулся: — Препротивнейшая привычка, сознаюсь. В моем списке дурных привычек, от которых надлежит избавиться, она стоит третьей после курения и пиявок.

Да, здесь тоже ничего не изменилось. Кто-то любил ковырять в носу, кто-то бил старух на улице. Привычка профессора была сравнительно безобидной по сравнению с другими — просто странность, детское пристрастие к фокусам. Ричард вспомнил свое первое обращение к наставнику с личной проблемой. Причиной был обыкновенный страх, знакомый первокурснику, которому впервые предстояло самостоятельно написать реферат. Но в тот момент Ричарду он показался делом почти непреодолимым и давящим, как тяжкое бремя. Профессор, сосредоточенно хмурясь, с глубоким вниманием выслушал его исповедь, а когда Ричард закончил, задумался, поглаживая подбородок, а затем, нагнувшись поближе, внимательно заглянул ему в глаза.

— Боюсь, ваша главная проблема в том, — сказал он, — что ваш нос забит скрепками для бумаг.

Ричард ошалело уставился на него.

— Позвольте вам это доказать, мой юный друг. — С этими словами профессор, протянув руку через стол, вытащил из носа Ричарда цепочку из одиннадцати скрепок и небольшой ластик в форме лебедя.

— Вот он, главный виновник! — воскликнул профессор, подняв ластик вверх. — Бывает, что они попадаются даже в пакетах с овсянкой и могут причинить немало неприятностей. Что ж, я очень рад нашей маленькой беседе, дорогой друг. Не стесняйтесь побеспокоить меня и в другой раз, если у вас возникнут подобные проблемы.

Разумеется, Ричард более никогда не беспокоил профессора по таким пустякам.

Он окинул взглядом стол в поисках знакомых лиц.

Через два человека от себя он увидел декана факультета английского языка и литературы, бывшего когда-то его научным руководителем, но тот ничем не выказал, что знает Ричарда. И немудрено. За все три года учебы Ричард сделал все, чтобы не попадаться ему на глаза, даже отрастил бороду, чтобы быть похожим на кого угодно, только не на самого себя.

За деканом сидел совсем незнакомый Ричарду человек. Он не знал его, как, должно быть, и все остальные. Тощий, он чем-то напоминал странную птицу, к тому же у него был пугающе длинный хрящеватый нос. Слишком длинный и слишком хрящеватый. Этот нос напоминал Ричарду киль той самой австралийской яхты, которая, как утверждали, именно из-за его длины выиграла кубок в регате 1983 года в Америке. Потом было много споров по этому случаю, но к незнакомцу за столом это отношения не имеет.

Сейчас, похоже, с ним никто и словом не перекинулся. Да, никто. А, впрочем, как оказалось, так было всегда.

Каждый, кто впервые встречался с обладателем длинного носа, сначала испытывал легкий шок, а потом был так ошарашен, что о том, чтобы заговорить с ним, не могло быть и речи. А далее, с каждой новой встречей, сделать это оказывалось все труднее. Шли годы, их минуло без малого семнадцать. И все это время бедняга жил в глухом коконе из всеобщего молчания. За столом официанты были уже приучены ставить перед ним отдельную солонку, перечницу и баночку с горчицей, поскольку никто бы не осмелился попросить у него передать соль, перец и прочее с другого конца стола. А о том, чтобы сидеть с ним рядом, никто даже не помышлял, и все по причине его длинного носа.

Другой странностью незнакомца была серия непонятных жестов, которые он периодически повторял на протяжении всего вечера. Он постукивал себя в определенном порядке всеми пальцами левой руки и одним пальцем правой или мог постукивать себя по любой части тела — по костяшкам пальцев, локтю или колену. Прерывая это занятие, чтобы съесть что-нибудь из подаваемых блюд, он в это время странно хлопал глазами и тряс головой. Никто, разумеется, никогда не отважился бы спросить у него, зачем он это делает, хотя любопытство мучило всех.

Кто сидел за длинноносым, Ричарду так и не удалось увидеть.