«Дура! Трижды дура!» Филипп в душе поносил ее на чем свет стоит. «Теперь этот легавый будет торчать здесь весь вечер, и неминуемо настанет момент, когда ему придет в голову проверить ее удостоверение личности».
Но он не мог оспаривать ее решение, тем более что Шабёй встретил его с восторгом:
— Отлично!.. Все устраивается… Я готов следовать за вами, месье Сериньян.
Выходя из гостиной, Шабёй обернулся:
— Это не надолго, мадам.
Он почти расшаркивался перед ней. А оказавшись в кабинете, даже пробормотал: «Она прелестна», затем, словно освобожденный от этого подавлявшего его личность присутствия, вновь обрел свою обычную надменность.
— Месье Сериньян…
— Господин инспектор, — перебил его Филипп, — только один вопрос: вы здесь с официальной миссией?
Поколебавшись несколько секунд, тот честно признался:
— Нет!
— В таком случае я вас прошу быть покороче. О чем идет речь?
— Ну так вот, — сказал Шабёй. — Сегодня утром месье Тернье был так любезен, что показал мне свою фабрику. Интересное, очень интересное это занятие — производство игрушек… Создается впечатление… как бы это сказать… что сбылась твоя давнишняя мечта… ты словно попадаешь в мастерские Деда Мороза…
«Еще и поэт, ко всему прочему, — подумал Филипп. — Да, сегодня он явно какой-то другой!»
— В ходе нашей бессвязной беседы, — продолжал Шабёй, — месье Тернье обмолвился, что вы с супругой намеревались совершить путешествие в Бразилию…
— Да, верно. И что же?
— Нельзя ли поинтересоваться причинами? Широким жестом Филипп указал на полки своего книжного шкафа.
— Ответ вот здесь, в книгах, которые вы видите. Посетив цеха Тернье, вы осуществили давнишнюю детскую мечту… Моя мечта — это Латинская Америка. Тем более что я, как вы знаете, писатель.
Он замолчал, чтобы взять сигарету из пачки «Голуаз», которая валялась рядом с пишущей машинкой. Шабёй набивал трубку.
— Вы по-прежнему собираетесь туда поехать?
— Возможно. Друзья мне настоятельно рекомендуют сделать это.
— Когда отъезд?
— Я сказал «возможно»… Как я могу вам назвать сейчас точную дату?
— Вы поедете… один?
Намек был лишь слегка замаскирован. Уже готовый рассердиться, Филипп подумал вдруг о шаткости своего положения, их положения с Раймондой. Не думал ли о Раймонде также и инспектор, задавая свой вопрос?
— Очевидно, — ответил Филипп, не замечая наглости.
— Очевидно, — повторил полицейский, раскуривая трубку.
Пресный запах светлого табака распространился по комнате.
— С первого дня работы в полиции, — вновь заговорил он, выпячивая грудь, словно у него за плечами была длинная и блестящая карьера, — с самого первого дня я всегда поражался ненадежности свидетельских показаний…
Его мысль прозвучала совсем невпопад, но он, по-видимому, был удовлетворен таким переходом, потому что сказал:
— Так и с Тернье, если бы я захотел… Вопрос профессионального мастерства, не так ли… — Он вскинул свою маленькую головку и выдохнул в потолок большой клуб дыма. — Мне почти удалось заставить его сказать, что он не так уж и уверен в том, что вы приезжали в Мулен в ту субботу, когда случилась трагедия.
Он блефовал. Чтобы понять это, достаточно было взглянуть на его хитрое выражение лица. Поэтому Филипп ответил примерно в том же духе:
— Testis unus, testis nullus[4], где-то я это уже читал. — Шабёй покосился на него краем глаза.
— В вашем случае, например… — Можно было подумать, что он читает лекцию по криминологии неофиту. — В вашем случае основным является свидетельское показание Люсетты Тернье. Она вас встречает, она подтверждает время вашего приезда…
— Какую же тогда роль вы отводите ее брату?
— Если я правильно понял, Робер Тернье прибыл гораздо позже.
— Значит, вы плохо поняли, — отрезал Филипп. — Они оба были там.
«Testis unus, testis nullus». Почему полицейский так настойчиво стремился разрушить алиби, которое никто не подвергал сомнению? Филипп припер его к стенке:
— Это Робер вам сказал, что он пришел позже? Попав в собственную западню, Шабёй попытался выбраться из нее:
— Я этого не говорил… Вы неверно истолковали…
— Я ничего не придумываю… Я повторяю ваши же слова, а вы обвиняете меня в неверном их истолковании.
— Ну, скажем, я неточно выразился, — извинился Шабёй, продолжая давать задний ход. — Человеку свойственно ошибаться… Я едва успел просмотреть его показания.
— Тогда мой вам совет: перечитайте их! И сами выиграете время и не будете отнимать его у других.
Несмотря на его добрые намерения, Филипп распалялся. Разговор грозил принять неприятный оборот. По разным, почти взаимоисключающим причинам ни одному из мужчин этого не хотелось, и чтобы вконец не разругаться, они умолкли.
На какое-то время забытая в пылу спора Раймонда, находившаяся в соседней комнате, вновь выступила на передний план тревог Филиппа. Он опасался той минуты, когда все трое соберутся вместе, и поскольку этого нельзя было избежать, а также потому, что он считал позиции Шабёя весьма непрочными, Филипп решил расставить точки над «i» как можно скорее, до того как полицейский успеет снова овладеть собой.
— Если это все, что вы хотели узнать…