Дети

– Он из неудачников, из тех, кто всегда теряет, – добавляет третий мускулистый мужик, – неудачник от рождения.

– Как Эбергарт, мой двоюродный брат, – объясняет плосконосый, – шофер грузовика. Однажды задавил черного кота, ну, обычного, как все коты. Но из-за этого кота братец мой двоюродный потерял все. Больше не садился за руль. Шатался, бездельничал, потерял все сбережения. Пошел работать на стройку. Упал с лесов и потерял ногу. Потерял жену, несчастная сбежала от него. И тогда потерял ребенка от дифтерита. Тогда...

«Тогда, – Эрвин опустил голову в ладони, склонившись над стойкой, – тогда Герда заменила сегодняшний день завтрашним. Ворвался в ее жизнь культ будущего. Отношения к ребенку, мужу, дому, все простые и нормальные человеческие отношения – были отброшены и отменены во имя культа великих революционных достижении будущего. И тогда борьба превратилась в самоцель, все связалось и прониклось политикой, партией. Любовь, муж, ребенок, дом – все во имя отдаленной высокой цели... Жизнь человека лишь переход к той далекой цели... Герда больше не женщина. Герда теперь – тип. Все ушло. Потеряно».

– Я говорю вам, он неудачник. Точно, как Эбергарт.

«...Нечего делать! – Гномы перед его лицом, как единая красная стенка, включая трактирщика, служанку, потрепанных мужчин, Эбергарта и Герду в придачу. Он один по другую сторону этой стены. Завопит – никто его не услышит»

Оттолкнул рюмку, она опрокинулась, водка выплеснулась на стойку.

– Эй, неудачник, остерегись!

– Верни мне мой велосипед, он тут остался, у тебя.

– Что ты кричишь, человек? Я что, собирался конфисковать твой ветхий велосипед? Сначала оплати за пролитую водку.

Прозвенела монета.

– Ну, точно, как Эбергарт!

Голос плосконосого преследует его. Осторожно он пересекает трактир, боясь снова грохнуться у дверей. Кажется, что ему не повезет в любом месте. У Герды он потерял свою радость, в трактире – уверенность. Он неудачник. Нечего делать! Плосконосый не отстает. Эрвин извлекает часы: скоро восемь. Машину на фабрику он прозевал. Что сейчас делать? Но натыкается на слово «прозевал», и никак не может завершить, как следует, предложение. Ему надо, во что бы то, не стало, добраться до работы, решает он из последних сил. Доезжает на велосипеде до Александрплац.

Площадь полна народа, как в обычные дни. Забастовка здесь почти не ощущается, ибо это перекресток всех путей и направлений города. Обычно здесь – столпотворение, гремит наверху железная дорога, несутся под землей поезда метро. Звонят трамваи. Огромные двухэтажные автобусы виртуозно, как фокусники, лавируют между массой машин и пешеходов. Все втискивается в эту площадь. Но сегодня общественного транспорта не видно, лишь скользят кареты, сани небольшие автомобили и потоки людей. От этой массы снег стал черным. На островке посреди площади, где обычно полицейский регулирует движение, ораторствует человек при большом скоплении слушателей.

– Социал-демократы это, по сути, социал-фашисты. Предатели, сволочи, штрейкбрехеры.

– Теплые трусы на продажу! – провозглашает женщина неподалеку.

– Цветы для радости! Цветы для траура! – выкрикивает мальчишка, продающие бумажные цветы. У входа в огромные залы рынка мужчина отвешивает пощечину женщине. Она вскрикивает. Никто на них не обращает внимания.

Толпа в мгновение ока заполнила тротуары вокруг схватки. В воздухе свистят резиновые дубинки полицейских. Волокут по земле человека. Он выступал против забастовки. На крыше огромного универмага уже установили фигуру святого Николая-чудотворца. Рабочие прилаживает к его голове корону из цветных лампочек. Готовятся к Рождеству. А под святым Николаем, вдоль кажущегося бесконечным фасада универмага выстроились мелкие торговцы. Котлеты из конины. Картофельные оладьи. Поздравительные открытки к Рождеству. Галстуки.

Напротив, на деревянном заборе, окружающем строящееся здание, плакаты и объявления торговых домов. Гитлер и Тельман среди святых и ангелов, Марии, Иосифа и младенца-Иисуса.

Эрвин стоит перед забором, читая все плакаты и лозунги. Он уже несколько раз обошел по кругу всю площадь, ведя велосипед сквозь толпу, пока не добрался до южной стороны площади, к серому зданию полицейского управления. Здесь трамваи ждут штрейкбрехеров, чтобы везти их под усиленной охраной нарядов полиции. У входа на улицу, с левой стороны стоят пикеты забастовщиков под огромным плакатом: «Позор штрейкбрехерам!»