Дети-404

Я окончила одну из лучших школ Москвы, учусь в одном из лучших университетов России. Я искренне мечтаю изменить мир. Я хочу стать хорошим журналистом и писателем. Журналистика – это ведь постоянное напоминание о том, что нет чужой беды. И могу сказать с уверенностью, что, пока я в России, я буду делать все, чтобы чужих бед не было. Я пришла из России, а если мне придется из нее уйти, то я уйду с гордо поднятой головой и выпрямленной спиной – только когда буду знать, что сделала все возможное, чтобы изменить ситуацию.

Я росла в благополучной семье, у меня замечательные родители и старшая сестра. Я рано начала работать, потому что осознавала, что хочу добиться всего сама, хочу, чтобы семья гордилась моей самостоятельностью. Да, я была когда-то сложным подростком – но ведь такой переходный период бывает практически у каждого.

Окружающих всегда поражала моя способность влюбляться. Когда я влюбляюсь – делаю это без меры и без стыда, у меня буквально срывает крышу. И это может длиться очень долго. Я никогда не была ветреной, если я люблю, то делаю это преданно.

Больше всего в жизни ненавижу предательство. А моя страна сейчас меня предает.

Когда я люблю, для меня не имеет никакого значения пол человека. Ну вот так сложилось. Я люблю в человеке душу, ум, интеллигентность, способность поддержать разговор на многообразие тем. Я считаю, что удовольствие, которое ты получаешь от секса, – это уже вторично. Если ты действительно любишь человека, ощущения, которые ты с ним переживаешь в постели, в любом случае незабываемы, вне зависимости от того, парень это или девушка. Гендерные предрассудки тоже не могут иметь большого значения, если речь идет о любви. Какая несусветная глупость, что рядом с женщиной непременно должен быть мужчина, который был бы ее сильнее! Сильными должны быть оба, в любом случае, вне зависимости от того, насколько «гендерно разнообразной» будет пара.

Впрочем, я хотела рассказать свою историю. Когда мне было 17 лет, я полюбила девушку. Мы поняли, что любим друг друга, почти сразу. Мы были настолько схожи во взглядах на жизнь, фундаментальных предпочтениях, что не возникало даже вопроса о том, чтобы не быть вместе. Это был ее первый опыт отношений с девушкой вообще. У меня же – первый СЕРЬЕЗНЫЙ опыт отношений с девушкой: впервые в жизни я думала, что встретила человека, с которым могу быть вместе всегда. Мы подходили друг другу, наверное, идеально. Мы делились друг с другом всем. Если у меня возникали проблемы, она готова была бросить все, приехать и быть рядом, сколько потребуется. Я была готова сделать для нее то же самое. Мы могли часами болтать про раннее Возрождение. Мы могли сидеть на пледе под деревом в парке и читать друг другу циклы стихотворений Пастернака. У нас были безумные дни и безумные ночи.

За время наших отношений я научилась блефовать, научилась все скрывать от друзей и мира. Теперь понимаю, что зря. Я боялась больше всего, что ей как-то может навредить, если кто-то узнает. У нее очень обеспеченная семья, живущая по неискоренимо православным принципам. Не думаю, что эти люди верят в Бога, но убеждена, что верят в РПЦ.

Мои родители, что касается благосостояния, гораздо более простые люди. Они никогда не были помешаны на канонических составляющих православной веры, жуткими гомофобами тоже не являются, однако я слишком хорошо знаю, как их может расстроить возможность моей связи с девушкой. Они из тех людей, кто не поддерживает резкие выпады против гомосексуальности, но в то же время не считают это нормальным. Я всегда понимала, что в своей битве с окружающим миром буду одна. Я слишком люблю родителей, чтобы вовлекать их в ту сферу своей жизни, которую они не захотят понимать и принимать. Я всегда хотела сохранить то уважение, которое есть между нами. Именно поэтому они всегда считали, что мы с моей девушкой – лучшие подруги. Классическая отговорка, не правда ли?

А вот ее родители – дело другое. Они быстро начали подозревать, что наша «дружба взахлеб» – это что-то большее, чем дружба. Они с самого начала были настроены по отношению ко мне предубежденно: мои родители не принадлежат к элитной рублевской тусовке. А если я не дочь мажоров, то, по логике этих людей, я тут же превращаюсь в выходца из нижайших социальных слоев. Они угрожали ей, что если она будет общаться с «этой шалавной девкой» (то бишь со мной), то мало ей не покажется. Больше всего в жизни я боялась, что они смогут сделать так, что мы никогда не увидимся. Какое-то время я боялась даже за свою безопасность. Такие люди – они, что-то прознав, могут и быдло нанять, чтобы тебя избили…

Я не знала, чего ждать, каждый день проходил в страхе. Моя девушка боялась, что они читают ее переписки, – и мы перестали переписываться. Мы могли разговаривать только лично или о незначительных вещах по телефону. Так получилось, что обо всем с самого начала знал ее брат, который подливал масло в огонь, постоянно угрожая ей, что расскажет родителям.