Они прошли в их спальню. Таверну строил её муж, и их комнаты были в полуподвальном помещении, поближе к складам. Он сел рядом с кроватью, сын метался, прося воды. Он перевернул его, несильно, но твёрдо прижав к кровати, убрал тряпки, накрывавшие место ожога.
– Принеси таз воды и чистую тряпку.
Она принесла и встала у двери, смотря, что он делает. К этому времени он уже снял старые тряпки и снимал с её сына лоскутки кожи. Она принесла ведро для отходов, и он стал кидать эти ошмётки туда. Перчатки ему явно мешали, но он не снимал их. Ладони раздуты с внутренней стороны, скорее всего последствия раны. Он бросил в таз с чистой водой какой-то кругляшек, и он зашипел там. Она подошла ближе. Её тряпки он вернул, сходил к себе в комнату и принес свою, большую, белую и чистую. Она помогла её разорвать. Небольшим куском он начал смывать с места ожога гной. Вода шипела и пенилась на теле её сына. «А он еще и колдун» – подумала она. Смыв гной, и очистив рану, он достал склянку с красивой изумрудной жидкостью. Вынул пробку и вылил жидкость на место ожога. Сын застонал. Он вставил на место пробку и убрал склянку.
– Что стоишь, о клиентах забыла? И сыну отвара принеси, тёплого и слабого. И если кто приставать будет – скажи, успокою.
Она ушла, а он остался перевязывать сына.
– Обслужила. – встретили её голоса в зале. – А нам отказала. Мах, тащи её суда. Всех обслужит прямо здесь.
Мах, молодой верзила без проблеска разума на лице, встал из-за стола и направился к ней, по пути оттолкнув священника, пытавшегося остановить его. Она попятилась назад, потом бросилась вниз. Он побежал за ней. Мимо двери в комнату она пробежала. Сзади послышался шлепок, и что-то сползло по стене.
– Тяжёлый. – услышала она его голос. – Позови других, пусть забирают.
Она вышла в зал. Все с радостью и похотью смотрели на неё, но она пошла за стойку. На недоумённые взгляды ответила
– Заберите его. Тяжёлый.
Ни кто не шелохнулся. Все смотрели, как она моет посуду и наливает в большую кружку отвар, а в другую пиво. Священник первым очнулся, сходил вниз, вернулся.
– Ты чем его так, дочь моя? Он без сознания и пролежит еще немало.
– Не важно, священник. Вы его заберёте, или мне его за дверь выкинуть, как бродягу?
Четверо наёмников вытащили Маха, положили на составленные лавки. Она ушла, отнеся отвар и пиво. Пиво от себя. Он напоил сына, положил поудобней, укрыл. Вышел за ней с кружками в руках. Она встала за стойку, он сел рядом.
– Эй, ты!
Сзади него стоял командир наёмников с мечем в руках.
– Ни кто не смеет трогать моих людей.
– Они оплатили? – спросил он её.
– Нет, они не платят. И пристают.
– Заплати и убирайся. А то можешь остаться здесь навечно.
Она вздрогнула. Меч воткнулся в столешницу стойки на том месте, где только что сидел он. За мечем в столешницу ударила голова командира наёмников. Она смотрела, как он его мутузит. Его движения были легки и точны. 5-6 ударов, и наёмник грохнулся на пол. В зале стояла тишина. Он снял кошелёк с пояса наёмника, подошел к стойке.
– Сколько они должны?
Она достала журнал с записями. Журналом это можно было назвать с большой натяжкой. Стопка листков с записями по расходам. Её руки дрожали, голос тоже. Он развернул листки к себе.
– Показывай. – сказал он.
Она тыкала пальцем в их заказы. Вчера, позавчера, неделю назад. Он считал. Потом развязал кошелек, высыпал монеты на стойку, отсчитал сколько надо. Остальные ссыпал в кошелёк и кинул его на тело, лежащее посередине зала.
– Убирайтесь. И ещё раз здесь увижу – пришибу, как этих.
Наёмники собрали оглушенных товарищей, в тишине, пятясь, вышли на улицу.
– Кто ещё не платит по счёту?– спросил он.
Ответом ему была тишина.
После того, как последние посетители покинули таверну, она подошла к нему. Он сидел в уголке и что-то записывал. Весь день он был в городе, и она была занята. Сейчас оба свободны. Сын поел и сейчас спал.
– Вы откуда знаете письменность Южных Эту?
– Знаю. Приходилось там бывать. А вы как в Вольных Землях оказались? Манеры у вас не простонародные.
Она отошла к стойке, налила две кружки пива, принесла их, села рядом. Рассказала всё. Пока он жил у неё они так сидели каждый вечер. На третий день сын уже помогал ей по кухне. Меч он забрал с собой, сказав, что знает, кто его владелец.
Лодка тихонько ударила в борт флагманского корабля. Вид у него был обшарпанный, как будто проходил пескообработку. Сверху свисали канаты, и он легко забрался по ним на борт. Раннее утро, палуба пуста, нет даже вахтенных. У противоположного борта стоит боцман и что-то напевает себе под нос. Сергей поправил мундир и окрикнул его. Боцман повернулся, несколько секунд смотрел с недоумением, потом улыбнулся, одернул форму, весьма потёртую, и, подбежав к нему, вытянулся.
– Господин Адмирал.
– Где все?
– Матросы спят, офицеры пьянствуют.
– Ты один на вахте?
– Матросов отправил с рассветом. Устали. Вчера весь день работали.
– Зови боцманов, всех.