Дети ада

Он заканчивал нарезать на желтой дощечке твердокопченую колбасу, когда раздался звонок в дверь. Нарядная, аппетитная как всегда Лола, распространяя запах французских духов, впорхнула в прихожую и повисла у него на шее, расцеловала, измазав помадой, а войдя в комнату, зашарила глазами по столам, ища подарки. Он не стал томить молодую женщину и все разом выложил перед ней: пару целлофановых пакетов с колготками, парфюмерный набор, дезодорант, шампунь, Лола даже раскраснелась, ощупывая подарки, голубые глаза ее сияли, полные губы улыбались. Она была рослой грудастой блондинкой с полными ногами, у нее большой рот с редкими зубами, курносый нос и веснушки вокруг него. Ей было 26 лет, но выглядела старше. Светлый пушок на верхней губе, как утверждают знатоки женщин, свидетельствовал о страстности. В этом Иван смог убедиться в первые же дни их близости. А знакомы они более двух лет. Был у Лолы один существенный недостаток — она любила посюсюкать, бывало выходя из ванной — Лола не пользовалась халатом — дотрагивалась кончиками пальцев до своих полных с крупными сосками грудей и, вытянув губы трубочкой, протяжно выговаривала:

— Посмотри, котик, какие у меня славные грудки? В любом положении не меняют свою форму.

Она явно преувеличивала: груди несколько отвисали и расплющивались, а вот коричневые соски, как курки, всегда были на боевом взводе.

Лола могла назвать его «лапушкой», «симпампончиком», «кусачим тигренком с большой симпатичной штучкой». Знала, что ему не нравится, но не могла сдержаться. Сам Иван не был особенно ласковым и считал это своим недостатком, но заставить себя произносить пустые нежные слова не мог. Лола постепенно приноровилась к нему и старалась поменьше раздражать особенно в постели, но от сюсюканья так и не смогла полностью избавиться. Особенно когда под хмельком и распалится.

Расположились они на кухне, она была светлой, квадратной, хотя и не очень просторной. Да и вся квартира была около сорока квадратных метров, зато комнаты не смежные и был балкон. Высокое окно кухни выходило на двор, напротив были такие же окна, кое у кого на подоконниках — стеклянные банки с солеными огурцами и помидорами, белые кочаны капусты. На старинном столе с мраморной столешницей Иван разложил закуски, выставил бутылки. Шампанское пузырилось в высоких фужерах, на тарелках тонко нарезанная колбаса — у него была механическая резка — печень трески, коробка с заграничными конфетами, сыр, печенье крекер. Багровая металлическая крыша здания напротив, казалось, источала жар, над чердачными круглыми окошками дрожал воздух. В городе летом всегда душно, если теплая погода и солнце. Из комнаты доносилась негромкая музыка. Поль Мориа «Бабье лето». Современных «хрипунов» с их оглушительными электронными оркестрами Иван терпеть не мог, лишь ради Лолы сохранил несколько кассет и пластинок с популярными среди молодежи поп-группами. Он любил классическую музыку и слушал ее чаще всего один, когда на душе было неспокойно. Бетховен, Бах, Моцарт, Чайковский, Мусоргский... Какая сила, мощь!

— Рассказывай, дорогой пупсик, — отпив немного из фужера, сказала Лола. — То что побежденные в войне немцы живут в сто раз лучше нас, победителей, я знаю. Читала и видела по телевидению... Что они еще хотят прислать голодающим русским? Только их гуманитарная помощь попадает не к голодающим, а к спекулянтам, втридорога торгующих этой помощью в кооперативных ларьках. Мой сосед с тремя орденами на груди и десятком медалей за войну два часа простоял в очереди в жилконторе, чтобы получить две банки мясных консервов и пачку сухого молока.