Дети ангелов

– Иван Аркадьевич, идемте скорее! Состояние Егора… Корнеальные рефлексы резко снизились, нарушилась функция глотания, ярко выраженное патологическое дыхание, – на ходу проговаривала профессору медицинская сестра.

Они неслись бегом в реанимационный блок.

– Шкала Глазго?

– Двенадцать баллов!

– Держите меня в курсе! Докладывать каждые десять минут, понятно?! Я скоро буду! – Емельянов ринулся в обратную сторону.

– Господи, помоги нам! – медсестра качала головой, взглядом провожая удаляющуюся фигуру профессора.

Емельянов быстро шел к машине. Сел, завел, вырулил со стоянки и двинулся в сторону автострады. Он действовал на автомате, как солдат, которому отдали приказ. Все, что ему необходимо было сделать, – выполнить и доставить.

В церкви никого не было. Служба закончилась, прихожане разошлись. Единственным присутствующим была служительница в церковной лавке.

– Добрый день, мне с батюшкой нужно поговорить, – обратился к ней профессор.

– Приходите вечером на службу, там с отцом Алексием и поговорите, – молодая девушка смотрела на него ясным и чистым взглядом.

– Нет, вечером поздно. Я врач. В реанимации перинатального центра умирает младенец. Я хочу его покрестить. Будьте добры, позовите священника!

– Ждите, – она скрылась за внутренней дверью лавки.

Емельянов стоял посреди храма и разглядывал лик Христа. Пристально всматриваясь в его лицо, профессор как будто пытался разглядеть тайну его славы на Земле. Собирая миллионы прихожан по всему миру, – это лицо должно бы служить исцелению страждущих. Тогда почему столько зла присутствует в жизни? Он лично знал свято верующих людей. Среди них были даже воцерковленные, которые грешили, не помня себя. Но каждое воскресенье они ходили в церковь молиться. Профессор остерегался судить людей, и в то же время для него это была странная тайна за семью печатями. Согрешить, потом пойти покаяться и опять грешить заново?! В чем смысл православия? Он считал, что честнее будет попросить прощения не у Бога, а у людей, которым чаяно или нечаянно причинил зло.

– Что вы хотели? – к нему наконец подошел священник.

– Здравствуйте. Отец Алексий? Могу я вас попросить проехать со мной в центр акушерства и гинекологии. Там в реанимации находится младенец. Я не знаю, сколько ему осталось и переживет ли он сегодняшнюю ночь.

– Вы ему кто?

– Никто. Врач. Он – отказник.

– Ждите. Я возьму что положено.

– Хорошо. Буду ждать вас в машине.

У выхода из храма Емельянов обернулся. Его взгляд опять устремился на Христа.

– Помоги ему, если ты и вправду существуешь! – и он толкнул тяжелую дверь.

* * *

Изумлению персонала не было предела, когда они увидели идущего по коридору заведующего в сопровождении попа.

Через сорок минут таинство закончилось. Иван Аркадьевич повез батюшку обратно.

– Вы крещеный? – поинтересовался отец Алексий.

– Нет.

– Тогда почему вы…

– Я пытаюсь спасти этого малыша всеми… способами. Вот и до вас очередь дошла.

– Но вы же не верите!

– Я не верю. Но это не важно. Пусть Христос ваш спасет его, если он и вправду существует.

– Христос спасает души.

– Хорошо. Пусть он спасет душу Егорушки.

Они подъехали к воротам храма.

– Спасибо! – Емельянов был погружен в свои мысли.

– Спаси вас Бог! – отец Алексий перекрестил профессора и неспешно направился в храм.

В следующие сутки состояние Егора стабилизировалось. Удалось восстановить прежние показатели. Профессор выдохнул. Это была маленькая, но победа. Он отчаянно воевал со смертью, отбивая из ее рук каждого малыша, который к нему попадал. Да, как и у каждого практикующего врача, у него было свое кладбище. Но каждый раз он боролся как зверь, нередко вытаскивая с того света, казалось бы, безнадежных больных.

Вечер. Дневные заботы отделения интенсивной терапии остались позади. Шум и суета растворились в сумерках наступающей ночи. Наступало время Георгия. Он неотрывно следил за стрелкой настенных часов. Еще полчаса, и он вступит в свои права. Волнение смешалось с неотвратимостью и объединилось в его сознании в радостное стремление творить предначертанную небом истину.

Наступила полночь. Блок озарился жемчужным светом. Что-то щелкнуло. Как будто открылись замки, сковывающие Георгия последние годы. Оболочка больше не удерживала. Ее сила притяжения исчезла. Георгий поднялся под потолок. Лонжа жизненной энергии, как пуповина, соединяла позвоночник с оболочкой и все еще сдерживала его. Он развернулся и стал ждать. Процесс отсоединения от человеческого тела заставлял его трепетать. Таинство этого действа приводило Георгия в состояние транса. Каждый раз он завороженно смотрел, как, переливаясь, лонжа становится тоньше и темнеет на глазах. Сначала она становилась красной, потом медленно переходила в синий цвет и, наконец, превращалась в, сплетенный из тысячи нитей черный жгут. Нити рвались одна за другой, пока окончательно не освобождали ангела от солнечного одеяния.

Сейчас он наблюдал, как его лонжа поменяла цвет на красный. Пульсируя, она медленно извивалась змеей, заставляя Георгия двигаться в такт ее движению. Остановка. Час, второй, третий… И ничего. Георгий не двигался.