Дети ангелов

– Страж Гадиэль, – представился следующий в очереди. – Служу под руководством архангела Гавриила. Первое собрание. Алапаевск. Родион. Шесть лет, одна неделя. Полный род. Двое детей. Насилие.

Его зеркало показало мальчика. Он писал письмо.

«У меня нет никого кроме вас. Я вас люблю, и я вас прощаю. Пожалуйста, я не хочу больше, чтобы мне было больно. Я ухожу. Ваш сын Родион».

Мальчик аккуратно сложил листок, рядом положил ручку и, прихрамывая на одну ногу, вышел из комнаты. В это утро жизнь Родиона закончилась.

Один за другим ангелы сменяли друг друга. В их зеркалах мелькали кадры документальных свидетельств жизни неприкасаемых.

Последним на крышу поднялся Метатрон, страж первого собрания:

– Маруся. Апатиты. Шесть лет, два месяца, один день. Полный род. Двое детей. Безысходность. Вина.

В его зеркале они увидели девочку. Она стояла в углу темной комнаты и, опустив голову, шептала: «Мамочка, пожалуйста, разреши папе жить с нами. Я очень его люблю. И тебя люблю очень. Я не хочу, чтобы он уходил. Пожалуйста, мамочка, прости его. Не ругайся на него, пожалуйста. Я не знаю, что он сделал, но я обязательно постараюсь, чтобы он больше тебя не огорчал. Когда я пойду в школу, я буду учиться на одни пятерки и всегда-всегда тебя радовать, обещаю тебе. Пусть только он не уходит. Мамочка, прости его. Он хороший. Ты мне вчера сказала, чтобы я убиралась из дома вместе с ним. Не говори так! Я не хочу жить без тебя. Я хочу, чтобы у меня были и папа, и мама, пожалуйста. Помирись с ним, и пусть все будет как и раньше. Я умру без него. Пожалуйста, мамочка. Умоляю тебя…»

Когда последнее зеркало потухло, наступила тишина. Никто не сдвинулся со своих мест. В школе все они досконально изучали человеческую жизнь. Да и потом, в трудах своих, немало бед человеческих видели. Но такой концентрации детского горя ни одному из них еще не приходилось наблюдать. Они будто побывали на войне.

– Как же возможно сие деяние? – послышался голос одного из стажей. – Не имея войны, не до́лжно младенцам страдать за чужое. Не их это крест! Господи милосердный!

Виктор поднялся на крышу.

– Стражи Неба, мы великие воины Света! Труды наши и чаяния направлены на сохранение душ человеческих. Будем же мудры к слабостям людским и сильны в доброте сердца своего. Наше стремление в свершениях Божьих да войдет в сердце каждого человека.

* * *

Над поселком занималась заря. Стая белых птиц взмыла в небо навстречу новым маленьким душам. Оставалось пять дней.

– Что нас ждет сегодня? – Георгий тревожно смотрел на Виктора.

– У нас есть еще немного времени. После чего нам должно принять решение и вдохнуть новое. Верую, мы сотворим лучшее из возможного.

* * *

Маша смотрела в потолок. Она проснулась на восходе солнца от громкого пения птиц. Они будто спорили, перебивая друг друга. А Марии даже не хотелось шевелиться. И не хотелось думать. Мысли убивали ее. «Как я могла оставить Матвея одного? Как я могла даже думать о том, что он взрослый и самостоятельный? Чудовищно. Я – чудовище. На моей совести лежат две маленькие смерти. Это только моя вина. С ней теперь придется жить до конца. Как?»

Жить не хотелось. У нее не осталось сил: «Жить и смотреть в глаза Ивану. Как?»

Никто ее не винил. От этого ей становилось еще хуже. Всеобщее молчание говорило красноречивее любых слов. Она чувствовала, как тяжеленный камень повис на ее шее. И с каждым днем он только увеличивался в размерах.

Невыносимо. Как? Как дальше жить?

Она тихонько поднялась с кровати, оделась и вышла из спальни. Несмотря на щебечущих птиц, дом спал. Осторожно закрыв за собой массивную входную дверь, Мария спустилась с крыльца и направилась к калитке.

* * *

Иван перевернулся на спину. Сон не пришел к нему и в эту ночь. Такая спокойная и счастливая жизнь, где каждый день приносил в его семью безмятежную радость, вдруг рухнула. Между ними возникла пропасть, бездонная черная пропасть, в которую ему было страшно даже заглянуть. Что с этим делать Морозов не знал. Маша отстранилась и наглухо замуровала дверь в свое пространство. Поговорить с ней не представлялось возможным. Вдруг она превратилась в чужую для него женщину. Он смотрел на свою жену и не узнавал ее. Что, в сущности, он знал о ней? Выясняется, что ничего. Когда-то его сознание отодвинуло историю ее детства. Он тогда принял ее нежелание делиться с ним сокровенным. Теперь он не знал, как жить дальше. Ее колючий взгляд и убийственное молчание делали любые его попытки приблизиться к ней ничтожными. Она ушла в себя. Пробивать эту стену Иван боялся. Он боялся даже дотронуться до этой преграды.

«Надо признать факт разбитой чашки. Она разбилась. Склеивать нечего. Необходимо принять этот факт и двигаться дальше». – Морозов устало поднялся с кровати. Очередная бессонная ночь закончилась невыносимой головной болью.

Признать, принять и двигаться дальше.

* * *