Дети Антарктиды. Лед и волны

Заинтригованный собиратель вплотную подошёл к старику, взял стул и сел напротив. Ему не нравилось быть обманутым, ведь он считал, что ложь, сказанная в лицо, хуже крепкого удара в морду. Во время того разговора Матвей дал себе зарок, что припомнит этот обман прогрессисту. Но все последующие события заставили его забыть об этом. После всего того безумия, что они пережили, было уже не до обид.

— То есть вся эта «экспедиция» никакая не спасательная?

— Отнюдь, она спасательная. Однако мы спасаем не только мою дочь и её команду, но и то, во имя чего она отправилась в Москву. Ты хочешь узнать, о чём речь?

— Я слушаю, — ответил собиратель, не скрывая подозрений.

Вадим Георгиевич уселся поудобнее.

— Ты когда-нибудь бывал на южном полюсе? А именно на станции «Амундсен-Скотт»?

Матвей улыбнулся:

— Это как спросить, бывал ли моряк на корабле. Конечно, я там был. Многие собиратели непременно заезжают туда, чтобы продать найденные смартфоны, накопители и прочую документацию, которую удалось вынести с захваченных земель. Архивариусы хорошо платят за всё это.

— Да уж, а потом они втридорога дерут с желающих взглянуть на документы тридцатилетней давности. Хорошенько устроились, ничего не скажешь… Но они делают важную работу, чего уж скрывать.

Старик замолчал и с кривой усмешкой уставился в пол.

— И что там, на «Амундсен-Скотт»? — попытался привлечь его внимание собиратель.

— Ах, да, прошу прощения. Немного отвлёкся, вспомнил одну презабавную беседу с тамошним старшим, да упокой Господь его душу. Так вот, моя Маша часто наведывалась на эту станцию в поисках литературы и статей по микробиологии. Она пошла в свою покойную мать, доктора биологических наук, которая при жизни снабжала её всей возможной информацией в этой научной области. Видишь ли, Валентина, моя жена, верила, что мы обязаны передать нашим детям полученные нами в мирной жизни знания, иначе со временем человечеству будет суждено откатиться в развитии на сотни лет назад, а впоследствии погибнуть. И речь не только о биологии, но и электронике, инженерном и слесарном деле. Одним словом, обо всём, что помогает нам существовать в суровых краях Антарктиды. Всё же мы, люди, не приспособлены к жизни на этом континенте, и лишь построенные почти полвека назад станции с их ветряками и жилыми блоками помогают нам до сих пор выживать. С тех пор «Прогресс» и живёт по принципам, которые заложила моя жена: мы стараемся обучить наших детей всему, что пока ещё знают те, кто успел получить свои знания до Вторжения. Ну, а Валентина так и вовсе организовала целую лабораторию, которой теперь заведует моя дочь. «Наши дети — надежда для всего человечества», — часто говорила она.

Вадим Георгиевич снова потянулся к кружке с водой, сделал пару глотков и прочистил горло.

Матвей не торопил его, приготовившись внимательно слушать.

— Ровно год назад Маша вернулась с «Амундсена-Скотта» вот с таким крохотным, размером с мизинец, накопителем и кипой потрёпанных книг по биологии. Ничего особенного, она делает это почти каждый год последние лет пятнадцать. Однако именно та поездка принесла ей нечто большее. Но прежде небольшое отступление…

Прогрессист подался вперёд и полушёпотом продолжил:

— Помимо основной работы, у моей Маши есть одно увлечение: она берёт у архивариусов переписки других людей того времени, которые сохранились в памяти смартфонов. Читает их из любопытства, пытаясь понять, чем люди жили раньше. Мне сначала это казалось неправильным, но потом я подумал: да какая разница? Они уже все давно мертвы.

— Не только ваша дочь увлекается чем-то подобным, — заметил собиратель. — Я знаю, как минимум, десятки людей, с упоением читающих подобные переписки похлеще обыкновенной литературы.

— Немудрено, для них та жизнь кажется фантастикой. В любом случае, я немного отклонился от темы. В июле Маша влетела ко мне в жилой блок и показала некую переписку между двумя людьми, оказавшимися, к её удивлению, вирусологами, то, бишь, из близкой к её стезе области. Они работали в исследовательском центре вирусологии и биологии Москвы. Их переписка велась уже через полмесяца после Вторжения, примерно за сутки до нападения на столицу.

Вадим Георгиевич глубоко вздохнул и серьёзным тоном произнёс:

— В разговоре один из них упомянул некий проект «Копьё», образец которого успешно прошёл испытания и готов к использованию. Заинтересовавшись, Маша отыскала больше информации в этом смартфоне. В частности, переписку его владельца с неким генералом, который постоянно требовал доложить о статусе готовности проекта «Копьё». Там ещё было много подобных диалогов с другими учёными и высшими чинами армии России. Покопавшись более тщательно, моя дочь, в конце концов, узнала, что это самое «Копьё» — не что иное, как токсин, который российская лаборатория разрабатывала для борьбы с мерзляками на основе их ДНК. Причём, исследования начались почти сразу после того, как эти твари вторглись на Землю.

Матвей не верил своим ушам. У него в голове роились сотни вопросов, но он даже не знал, с чего начать, и поэтому предпочёл молчать и слушать.