Дети августа

— Но ты знаешь дорогу. Это хорошо. Ты покажешь ее нам, — Виктор сцепил ладони на груди, почти как делают при молитве, и потер одну об другую, словно растирая большое насекомое.

Затем он повернулся к Генералу:

— Ты отправляешься через пять дней. В сторону Уфы. Возьми отряд «Череп» и его, — костлявый палец указал на Окурка. — Берите лучшие машины. В Ёбурге… ты знаешь, что делать. Долго мы терпели их… Но главное, взять гору.

— Там за Уфой местами радиация, — напомнил ему Петраков. — Люди могут сдохнуть, просто попив не из той лужи.

— И пусть, — махнул рукой Уполномоченный. — Все мы умрем. Нам нужна эта гора и то, что под ней. Она гораздо важнее, чем все, что мы до этого находили. Эта деревня важна только… как перевалочный пункт. И как источник горючего. И как укрытие на зиму. Но мы не останемся здесь навсегда. Взяв то, что нам нужно, мы поедем в другое место.

Никто из них — включая командиров и Петракова — даже не попытался спросить его, куда именно. Просто смотрели и часто-часто кивали.

— Всё, развлекайтесь, — Уполномоченный повернулся к ним спиной. — Завтра сам приду посмотреть, как ведутся работы на нефтебазе. Что-то еще?

— Да мелочь, — произнес тихо Генерал. — Староста Новой Астрахани радировал мне намедни. Низко кланяется вам. И просил поинтересоваться, когда вернут лошадок.

— Чего? — на лицо Виктора набежала тень. — Каких еще, на хрен, лошадок?

— Которых забрал у них Муса прошлой осенью. Вот как достопочтенный староста сказал: «Они там в индейцев играют, а мне посевную проводить».

— Что, так и выдал? В «индейцев», значит? — повторил Уполномоченный, положив руку под подбородок. — Ну, спасибо, что рассказал. Похоже, астраханцам нужен новый староста. Передай ему, пусть приезжает и скажет князю Ибрагимову сам о своем недовольстве. А если после этого он останется жив, отправь его в мусорные команды. Десятником. И соберите из их грязной дыры двести рекрутов.

— Слушаюсь, — Генерал приложил руку к непокрытой голове.

— Развелось у нас гнили… Мы… огнем и мечом… А они сидят в тылу, в тепле… и еще смеют вякать! Забыли, твари, что мы даем им защиту. А для себя даже еду добываем сами. Засиделись… Штаны протираем уже сколько. Вот для того и нужен большой настоящий поход.

— Ф-у-ух, — Петраков в который раз отер пот со лба, когда дверь закрылась, а шаги в коридорчике стихли. Похоже, Уполномоченный направился к выходу, чтоб пройтись и подышать воздухом. — Таков наш глава. Как и положено отцу, строгий, но справедливый. Я бы хотел предупредить новеньких, — тут он посмотрел на Окурка и на Павловского, — как вести себя, когда он заговорит с вами. Прежде всего, не спорьте. Со мной можно. С ним — никогда. Второе, не лгите. Он всегда узнает правду, и вы пожалеете. И третье — не просите ничего для себя. Захочет — сам даст. И не допускайте ошибок. Мелочь он простит. Серьезный огрех — никогда. За сон на посту одного парня расстреляли, а потом повесили. Другого наоборот. Марат, расскажи ему теперь ты.

— Мой залёт был совсем маленький, — начал командир отряда «Череп». — Просто конопля-трава. От нее только голова светлеет, алкоголь и то страшнее. Но сказано было — «никакой дури в походе». А я нарушил. Поэтому меня посадили на цепь в яму. На день.

— А там что? — переспросил Окурок. Он понял, что тут скрывается закавыка.

— Не что, а кто. Хотя… — Марат Нигматуллин сделал жест, как будто хотел затянуться дымом из глиняной трубки. Но даже не зажег ее. Уполномоченный, как сказали, не терпел табачного запаха. — Может, и правда «что», а не «кто». Убыр.

— «Упыр»? Это еще что такое?