Тут же раздался голос Нигматуллина, чуть искаженный помехами. Его тон не выдавал его состояние — старый татарский вояка был не из тех, кого за уши к забору гвоздями прибьешь — но можно было понять, что приходится ему несладко. Он по очереди отдавал команды отделениям: «Первый, куда вы высунулись?.. Выравнивайтесь! Третий, е…ите их, черти! Подбейте этого козла!»
— Вперед! На ту сторону! — крикнул Рыжий, выстрелив в воздух из своего пистолета. — За каждую башку плачу жратвой.
Окурок уже слышал о том, что в некоторых отрядах такое практикуют, но думал, что это шутка. Выходит, нет.
— Не надо ехать по этому мосту, — предостерегающе помотал головой Окурок. — Там в трех километрах есть другой, капитальный.
— Это почему? — Рыжий садился в инкассаторский броневик, на котором еще виднелась эмблема в виде крылатого сфинкса. — Там же наши ту сторону держат? Ты офонарел? Это отличный мост. Он танк выдержит. Так и скажи, что зассал.
Бойцы из «Цербера» угодливо захохотали шутке своего командира.
— Он слишком узкий, — Дмитрий решил последний раз ответить ему спокойно. — Наших там уже нет, они вдоль берега отходят, сейчас там ничейная земля, где всё простреливается. А вас всех сожгут, если накроют на нем.
Для себя решил, что если этот гандон оскорбит его еще раз, то он пристрелит его на месте как собаку.
Выяснять отношения было некогда. И пусть бы подыхал вместе со своими уродами. Но для общего дела этого допустить было нельзя. А чутье, интуиция просто кричала криком, что ехать нельзя.
— Да пошел ты… — Рыжий хищно оскалился и запрыгнул в кабину. — Мы пошли за победой! А вы давайте последними.
Под прикрытием бронеавтомобилей спешенные бойцы «Цербера» двинулись через мост на другой берег Белой. Хорошо хоть ума хватило притушить огни.
Они преодолели его почти весь, и Окурок подумал было, что ошибся, показав себя паникером, когда внезапно громыхнуло так, что заложило уши.
Взметнулся столб воды, полетели в воздух обломки бревен и горящие части машин, через секунду все это посыпалось дождем, с плеском падая в реку. В отблесках пламени от горящего бензина Окурок разглядел там, где ехали первые две машины, вместо пролета моста только черную вспененную воду, в которой плавали какие-то части, а может, тела людей. Даже в воде что-то еще продолжало гореть, пока не потухло.
Фугас! Радиоуправляемый. В Орде умельцы тоже делали такие буквально из говна — из пульта для детского вертолетика и старого снаряда. Там, где надо было устроить сюрприз на пути едущих по дороге врагов — ничего лучше не было.
Остальные машины, беспомощно замерли. И теперь задом пытались выехать обратно, рискуя подавить свою же пехоту. И если их пулеметы били почти вслепую, то с берега по ним вели огонь прицельно. Кто-то с воем прыгал в воду. Кто-то пытался отстреливаться. Но уже было ясно, что атака захлебнулась. И отступление стало беспорядочным.
— Упырь! — по приметной кепке Окурок опознал в бегущем мимо силуэте знакомого. — Петька, мать твою!
— Димон, ты? Как хотишь, а я сваливаю. Тут дело швах.
— Шлюха трусливая! — Окурок встряхнул его так, что клацнули зубы. — Наши там, как мухи, а ты!..
— И пусть мрут, — отмахнулся Петька, вырываясь так, что затрещал рукав. — В гробу я видал…
— Дебил! — Окурок с размаху отвесил ему леща здоровой рукой. — Тебя Уполномоченный на столбе повесит! Собакам скормит! Он из-под земли предателей находит.
Неожиданно это подействовало. Упырь замер и прекратил вырываться. В глазах его появилось осмысленное выражение.
— Ну и че предлагаешь? — выдавил он из себя, продолжая с ужасом глядеть на хлопающие на том берегу разрывы.
— Ты же теперь старший, раз Рыжий кончился? Давай людей остановим и порядок наведем.
— Хер с тобой. Давай. Кажись, ты прав. Виктор по головке не погладит… Везде найдет. Только я… это. Не шибко умею командовать-то, — развел руками Упырь.
— А тебе и не надо. Я буду. Короче, ты временный командир «Цербера», а я твой зам. Кто у вас за связь отвечает?
— Компот. Он в тачке с Рыжим ехал. Рыб кормит…
— Ну значит, будешь ты. Бери базовую трубу и оповещай — отходим вон к той фабрике! Там перестроимся, отдышимся. А я выведу это стадо с моста, пока там живые есть.
Не то чтобы Окурку было до идей, о которых говорил Мустафа Ильясович. О чудо-городе Бога на берегу южного моря, у которого будет свой флот, атомная бомба для врагов и атомная станция для своих. Просто не хотелось становиться бродягой опять, после того, как почувствовал себя человеком.
«Череп» не полег в полном составе, как боялся Окурок, но потерял этой ночью семьдесят человек — столько людей Марат не терял уже много месяцев.
«Церберов» погибло сто двадцать с лишним — точное число своих бойцов идиот Рыжий даже не удосужился записать. Пушка трижды за час переходила из рук в руки, но враги не вывели ее из строя, не подорвали — до последнего надеялись удержать.