Дети августа

«Не могу представить никого, кто бы захотел в гости к нему», — подумал Младший. Нет, отец всегда говорил, что Пустырник — мужик нормальный и товарищ надежный, а охотник вообще несравнимый. Но чтоб близко с ним сойтись — этим никто похвастать не мог. Колючий он был, совсем как чертополох, который тут в изобилии растет вокруг.

Чуть подальше виднелся высокий железный забор, а за ним — двухэтажный дом из красного кирпича. На самом краю города, на выступе, с трех сторон окруженном пустошью. Пустырями, то есть.

— Ну, и чего хотел Андрюха?

Пустырник был мужик независимый, поэтому мог о вожде выражаться так, без подобострастия. Да и не только он. У них вообще в деревне не было заведено этого чинопочитания, какое в Заринске пышным цветом цвело.

А здесь вождя хоть и слушают по хозяйственным вопросам и по тем, которые с безопасностью связаны, но он не бог и даже не командир, а скорее, старший товарищ. Его приказы можно обсуждать — и если есть чего возразить, то возразят, будьте уверены, за словом в карман не полезут. Говорят, сюда и ссылали тех, кто в разговоре с Богдановым язык за зубами не мог держать, когда он из живого человека в бронзовую статую превращаться начал. Неблагонадежных, смутьянов.

Младший прокашлялся, прочистил горло.

— Отец просит поторопиться со сборами, — произнес он, невольно отводя глаза от буравящего взгляда Пустырника. Тот смотрел на него с вызовом, как бы показывая — вертел я известно на чем и папашу твоего, и совет, и деда на голову больного. — Он попросил меня помочь перевезти вещи на телеге в пункт сбора. Отправление будет оттуда.

— Да он с дуба рухнул? Тоже мне, генерал нашелся: «Айн колонне марширт, цвей колонне марширт»… Мне удобнее выехать отсюда. У меня будет три подводы. На них и повезу… Хотя, — он махнул рукой, рубя воздух. — Черт с тобой! Давай погрузим кое-что. Я хотел везти их сам, но, раз у вас есть место, отчего не воспользоваться предложением?..

Вместе они начали таскать вещи из большого кирпичного гаража, крытого шифером, к телеге. Потом тщательно уложили, где надо привязали шпагатом. Накрыли брезентом. Как раз чуть-чуть места осталось для кучера… или как ему себя правильно звать? Насколько Саша понял, это были инструменты. Столярные, слесарные и другие. Телега сразу просела на своих колесах, а лошадь, которая ела в этот момент овес, привязанная под навесом у забора, покосилась на нее с подозрением. Чувствовала, что тащить придется куда больше, чем раньше. Никакой «ерунды» вроде телевизоров и магнитофонов Пустырник не брал.

Когда они закончили таскать, Пустырник аккуратно принял у него тяжелый сварочный аппарат.

— Все остальное я повезу на своих телегах и без вашей помощи… — тут он услышал, как парень в очередной раз закашлялся… — Э, братец, че-то ты перхаешь сильно. Бронхит, похоже, недолеченный. У тебя вроде седня день рожденья? На, выпей.

И он поставил на колоду, на которой обычно рубил мясные туши — стопку, на дне которой плескалась прозрачная жидкость.

— Это водка? — спросил Сашка подозрительно. — Или спирт?

— Лучше. Настойка. Пчелиный подмор. От всех болезней затвор.

«Неужели отец уже всем разболтал, что у меня кашель которую неделю не проходит? И тут не оставят без своей заботы».

Ему стало обидно. Это ж каким надо быть жалким, чтоб даже Пустырник — боец, охотник, черствый как столетний сухарь — и тот его пожалел?

Взяв стопку, Сашка вспомнил, что такой же настой давали дяде Гоше, когда у того с дыханием были проблемы: хрипы и свисты. По несколько столовых ложек. Тот его терпеть не мог и, видя ложку, сразу убегал и прятался. Бабушка тогда была еще в силе и умела на него влиять, с ней он сидел смирный. Но, стоило ей самой слечь, как Гоша деда слушаться не стал. Приходилось его обманывать и давать лекарство с чем-нибудь. Вроде помогало, хотя Женька говорила, что подмор — это варварство и суеверие. Мол, есть более сильные средства и без дохлых насекомых. Сама она больше верила в растения.

Конечно, подмор — не панацея. Слепой от него не прозреет, безногий не пойдет, а дурак умным не станет. Но жизненные силы гадость эта вроде бы восстанавливала неплохо. Правда, противно было думать, из чего она сделана.

Из трупиков пчел всех стадий развития, оставшиеся после зимы в улье. Померли они там, в общем. Эту труху из телец, крылышек и лапок заливали спиртом, настаивали месяц. Потом можно было даже сильно не процеживать через марлю — спирт почти все растворял. И принимать внутрь. Говорят, при разных легочных гадостях помогало, иммунитет повышало и дурь из головы выгоняло. Поэтому бабушка Алиса дяде, своему сыночку, его и давала.