Я пачками штудировал медицинские книги и на небе, и на земле, без устали что-то записывал и конспектировал. Моими услугами постоянно пользовались короли и императоры, я вытаскивал самых безнадежных больных и самых тяжелых раненых. Я мог лишь по ладони определить, в каком органе искать неполадку, а с помощью красной шелковой нити измерить пульс. Я проводил операции, ломал и вправлял кости, лечил от вирусов и инфекций, принимал роды, запускал сердце, промывал кровь, возвращал зрение, корректировал шрамы, лечил кожу, помогал с болями в голове и животе. Весь список моих достижений был огромен. Я не пользовался современными лекарствами, потому как считал их ядом. По этой причине я часто готовил их сам.
Я не могу сказать, что испытывал удовольствие, помогая людям, скорее мне нравилось разгадывать загадки. Чем сложнее случай встречался на моем пути, тем больше я загорался, желая решить эту головоломку. Мне хотелось изучить феномен человеческого тела со всей его красотой и безобразием. В нем было так много уродства, особенно в его поломках. Но я рассматривал каждую поломку как вызов, который должен был принять.
Я бился и бился, как умирающий карась на камнях. Но все попытки узнать тайну собственного организма с крахом проваливались. Помню, был у меня такой период, когда я просто лежал на кровати полгода: ничего не ел и не пил, даже не понимал, сплю ли или бодрствую. «Хоть бы какого-нибудь придурка мне Юй-ди прислал», – думал я, чуть не плача. Я не понимал, откуда взять сил. Я выдул целую канистру «змеиного яда от душевной хвори», но не получил взамен ничего, кроме тошноты.
И тогда я решил, что пора спасать свою душу старинным способом – злостью. «Даже медицина уже выжила меня, как лимон, и оставила у разбитого корыта. Неужели я всегда упираюсь в одну точку…». И я решился.
Долгие годы я искал достойную замену углям в виде злости и в итоге, после безнадежных скитаний, вернулся на исходную позицию. Мне стало очевидно, что быть злым и приносить несчастья – это мое призвание. Меня не принимали нигде, я всегда оставался за бортом жизни. Я, как никто другой, имел право быть источником зла в этой Вселенной. Если бы Будда принял меня, то мир получил бы достойного защитника и славного героя. Но жизнь и смерть, не сговариваясь, объявили, что я не нужен никому из них. Я вынужден был скитаться на обочине, без любви и надежды, не отбрасывая тени, но имея горячее тело, не имея возможности понять, кто я: Бог? Демон? Человек? Животное? Жизнь? Смерть? Никто? Так и буду ходить по краю между Адом и Раем, путать лица и видеть умерших во снах… Я больше не мог вынести это!!
С того самого момента я окончательно превратился в чудовище, потерявшее какие-либо ценности. Мое жалкое существование строилось на обмане. Я лгал всем, обводил вокруг пальца каждого. Я воровал, занимался разбоем, криминалом, похищал людей. Все это получалось у меня непринужденно. Я не жил, а играл, как будто мир был для меня большим театром кабуки, а я на этой сцене – главным актером.
Деньги летели мне в руки. Все, за что бы я ни взялся, приносило отличную прибыль. Мне так нравилось управлять людьми с помощью бумажек. XIX век стал эпохой капитализма, а дальше весь мир начал скатываться на дно с бешеной скоростью. «Мельница создала феодализм, а паровая машина – капитализм», – сказал Маркс.
Я видел его, он был умным дядькой, который мог встать на мое место – стать
«Интересно, куда же делись боги», – ухмылялся я, рассматривая, как старательно Лин Цзэсюй выводил информацию, составляя свои «Сведения о четырех материках». Я поделился с ним некоторой информацией. «Пусть китайцы узнают о Европе», – думал я. Интересно, что из этого получится? А боги, которые громче всех кричали о своем величии, все меньше стали вмешиваться в дела людей. Они сидели смирно в своем мирке и развлекались, пожалуй, только слежкой за мной. Подлые трусы, спрятавшиеся по норам.
Раньше они чувствовали себя фривольно, пугали людей и заставляли их подчиняться, а теперь вдруг оказалось, что мир сжимается со скоростью флагмана британской флотилии. Скоро и на Небе станет тесновато, не так ли, Юй-ди?
Мне становилось все интереснее. XIX век и начало XX позабавили меня. По крайней мере, я не чувствовал себя таким злодеем на фоне детей той эпохи. Интересно, какого было в этот период Янь-вану? Что он чувствовал? Старался ли он как-то исправить этот перекос в сторону Ада? Или он совсем не задумывался о том, почему в его жалкую конторку такая очередь? Или он вообще ни о чем не думал?