— Если желаешь спросить меня о чем-нибудь, не медли.
— Отец и государь… прости… прости… сколько тебе солнечных кругов?
Бал-Гаммаст улыбнулся самой мальчишеской своей улыбкой. Он мог бы еще драться со сверстниками на пыльных площадях Баб-Аллона… Не будь его отец Тем, кто во дворце.
— Девятьсот девяносто девять. От Исхода. Ладдэрт почтительно склонил голову. …Оставшись наедине с самим собой, царь негромко повторил:
— Слава Творцу, нас породившему…
Меньше всего он надеялся на Упрямца. Среди «братьев силы», людей, поднятых отцом на высоту звания эбиха, Бал-Гаммаст считал слабейшим именно Лана. Медлительный, самоуверенный человек, хотя и сильный, но начисто лишенный способности читать знаки будущего, проступающие на теле мира… И вот именно он добился успеха. Его простой ум и его простая сила. Значит, есть выход и есть надежда. Уж не Бог ли явил всей земле Алларуад знамение, дав победу в руки такого человека?
В сердце Бал-Гаммаста поселилась необъяснимая уверенность: что бы ни произошло, род его, вера и само Царство не исчезнут бесследно. Бал-Гаммаст прислушался к Небу. Никогда прежде он не делал этого. Но теперь каждый верный шаг означает глоток жизни для Царства, а каждый неверный — глоток гибели. Возможно, Творец даст ему подсказку…
Но свыше никто не сказал царю, что он затевает благое дело или совершает ошибку.
— Хорошо. Значит, не Рат Дуган, значит, Упрямец… Ну, так тому и быть, — сказал он сам себе.
Позвал доверенного шарт и продиктовал послание к эбиху Лану.
…И он оставил на сырой глине оттиск перстня-печатки.
Зной истомил всю землю Алларуад, от дальних сторожевых башен до срединных земель. Сезон безжалостного солнца парил над Царством, словно огромная птица, распростершая огненные крылья.
Двое беседовали в маленьком покое, который когда-то собственноручно расписала царица Гарад. С тех пор эту комнату в сердце Лазурного дворца называли «Родник Уединения»… Царица-мать Лиллу с давних пор любила предаваться здесь размышлениям о делах тонких и не терпящих ошибок. Раньше ее постоянным гостем бывал Уггал Карн, теперь он ушел в поход на Баб-Алларуад, забрав с собой цвет черной пехоты.