Дети Барса

— Специально для нее отворили ненадолго; по словам Лусипы, старинному звучанию песен, которыми она собиралась нас одарить, должны соответствовать одежды на ней, язык ее речей и даже путь, ведущий ее к нам. А Пальмовые ворота — красивая старинная постройка…

Чем больше говорила Лиллу, тем больше ей казалось, что следовало бы молчать. Не было никаких видимых причин сокрыть от первосвященника правду. Но нечто боролось с волей и здравым рассуждением царицы. Отчего Сан Лагэн допрашивает ее? Смеет ли он задавать свои вопросы, не объяснив суть дела? К чему ведут его уклончивые действия? Ей почти больно было продолжать. Тревога охватила ее. и затворила уста.

— Выходила ли она с тех пор хотя бы один раз из Лазурного дворца в город? Просила ли доставить сюда ее пожитки?

И тут на Лиллу тяжкой волной накатила дурнота. Две золотые луны ее серег, казалось, сдавили уши с удесятеренной силой. К горлу подступил ком тошноты. Царице никак не удавалось вдохнуть полной грудью. Только воля ее, воля правителя, не смеющего показать свою слабость, мешала выпроводить первосвященника и послать за лекарем. На миг она прикрыла глаза. Пусть Сан Лагэн думает, что она копается в памяти, отыскивая ответы. Пусть.

Когда она вновь подняла веки, перед ней сидел черный трехрогий урод, слюни тонкими веревочками тянулись у него из пасти, маленькие свиные глазки налились кровью. Трупное зловоние непобедимо торжествовало в воздухе.

О нет, Лиллу не испугалась. Теперь она знала, как ей поступить. Сан Лагэн, великий столп Храма, не может быть ни чудовищем, ни магом. Слишком сильна была в ней способность мыслить холодно и побеждать силой ума все невозможное. Она давно приучила себя: невозможное просто не стоит принимать в расчет. Пусть все внутри надрывается в едином вопле: «Беги!» Она, царида баб-аллонская, не приучена сдаваться наваждениям. «Я больна. Как некстати…» — сказала себе Лиллу.

«Творец! Творец! Что ты делаешь со мной? Только не сейчас! Освободи меня от… от… этого».

Урод медленно оплывал, рассеивался, серьги ослабили хватку, вновь отступил этот проклятый запах. Но дурнота все-таки не оставила ее окончательно. Царица, сколько себя помнила, всегда терзалась слабостью и уязвимостью тела; дух должен быть сильнее, он и стал сильнее… И что для духа ее побороть простую хворь? Придя в себя, Лиллу встретила пронизывающий взгляд первосвященника. Изо всех людей, чьи решения создавали мэ Царства, он считался добрейшим… Но только не сейчас. Неужели она призывала Творца вслух? Спрашивать не надо бы… Уггал Карн как-то говорил о первосвященнике: «Я чувствую в нем большую мощь. Но не понимаю, как она устроена и на чем держится». Сейчас собеседник внушал ей безотчетный страх.

— Ее покои недалеко от моих. Я не слышала, чтобы она хотя бы раз выходила в город или спрашивала о пожитках. Все принадлежащее ей — кроме того, в чем пришла, — получено во дворце.

— Вчера я разговаривал с одним из прозорливых священствующих. Наша беседа исполнена была мира и покоя, мы не касались важных дел. Я упомянул имя певуньи, и тут он признался, что ни разу не видел ее, хотя слышал о новой обитательнице дворца много раз. Я на всякий случай в тот же день спросил о ней у другого и у третьего священствующего. Тот же результат. Пришлось собрать всех шестнадцать и…

— …ни один?

— Похоже, мое старичье прошамкало нечто серьезное.

Сан Лагэн не обвинил ее ни в чем. Более того, он самое возможность вины возложил на магическую стражу подчинявшуюся Храму. Он избежал резкости. Но и в таком виде его слова означали непередаваемую жуть. Шестнадцать священствующих, сменяясь по нескольку раз в день у входов во дворец, блюли его от нападения магов и порождений Мира Теней, — благодаря дарованной им Творцом особой способности видеть невидимое для простого глаза… Если некто вошел внутрь, избежав их взгляда, а потом умудрился ни разу не столкнуться с ними в течение нескольких месяцев, то…

— По воле Творца жизнь столь пестра! Могло случиться и простое совпадение.

Теперь она знала, чего хочет Сан Лагэн. И у нее, царицы баб-аллонской, матери царствующих государей, верной Творцу и Храму, нет никаких причин пойти против его желания. И все-таки внутри нее заходилось в крике, подобно пойманной птице, пронзительное желание сказать «нет!». Она едва справилась… Она справилась, объяснив самой себе: «Да не может быть».

— Испытание? Когда?

— Сейчас же.

— Да будет так. О результате мне следует знать первой. Сегодня же вечером.