Дети белых ночей

Но в этот момент ей показалось, что статуя резко покачнулась. Она взвизгнула, потеряла равновесие и спрыгнула вниз, упав на колено и запачкав белые брюки песком.

К ней уже деревянными шагами приближались потрепанные бесконечной ночью друзья.

– Чего у тебя тут, Серафима?

Она горящими глазами посмотрела на одноклассников.

– Смотрите, что нашла...– Она показала на статую.

– Стоит стат{2/Accent}уя в лучах заката,– тупо отозвался Пономарев.– Да.

– Ну, на руки-то внимание обратите.

– Руки как руки. Вот пальчик один отломан когда-то был. Надставили. Ну и что такого? Мы бежали, думали, тебя насилуют. Посмотреть хотели...

– Как что? А перстень какой красивый! – удивилась их равнодушию Сима.

– Какой перстень? Нет тут никакого перстня. Ну, ты напилась, Серафима! Во даешь! – с восхищением посмотрел на нее Парецкий.

– Что значит нет? А это что? – Сима взяла ветку, указала ею на перстень и торжественно оглянулась.

На нее смотрели с недоумением.

– Нет, Симочка, ты не напилась. Ты, скорее всего, обкурилась. И капитально,– обходя ее по кругу и разглядывая с любопытством, проговорила Нина.

– А я вижу! – вдруг раздался позади них голос Сани.– Вот же оно, кольцо!

– Да где?! С ума вы, что ли, все посходили!

Саня подбежала к статуе, ловко забралась и стала снимать перстень с пальца. Но в этот момент кто-то из девчонок громко завизжал. Стало как будто темнее. Саня оглянулась и готова была потом поклясться, что увидела позади, на аллее, какую-то рябь и промелькнувшее, как рыба на мелководье, чье-то лицо и длинный силуэт. Перехватив ее остановившийся взгляд, назад тут же обернулись и все остальные.

Через минуту они, как рекордсмены мира, один за другим перелетали через ограду и летели без оглядки вон из сада.

Наступал рассвет. Но утро огибало Летний сад, как остров. В нем, казалось, с восходом стало только темнее.

* * *

Небо было ослепительно-белым. Нереально белым. Будто бы над Манхэттеном расстелили исполинский лист гоcзнаковой бумаги. И ему, русскому мальчишке, увлеченному бесконечно изменяющимися архитектурными формами, казалось, что именно в этой точке планеты невидимый искуситель предлагает любому желающему продолжить, увеличить до бесконечности стремительные вертикали островных башен.

Вова Вертлиб стоял перед знаменитыми на весь мир небоскребами Всемирного торгового центра и завороженно впитывал волшебный отблеск исполинских стеклянных граней.

«Сбылась-ась-ась-ась, сбылась-ась-ась-ась идиота мечта-та-та-та!» – напевал про себя будущий известный американский архитектор русского происхождения по фамилии Вертлиб. Вибрирующий сигнал тысячного GLOBO удачно попал в ритм его песенки:

– Хэллоу! – «Ну не адвокат дьявола, но все равно Манхэттен кругом, понимашь...»

– Ты нормально добрался?

– Итс олл райт, дарлинг!

– Вовка, не дурачься! Ты знаешь, что будет, если ты провалишь это интервью? – Он ловко протиснулся между двумя арабками, пискнув: «Пардон, мадам!» – Я серьезно! Дядя Слава очень беспокоится. Этот Коралис – большая шишка, и дяде Славе стоило большого труда...

– Нинуль, я взрослый мальчик! Я уже в холле и в самом боевом настроении...

– Остается надеяться. Мы все очень волнуемся за тебя! Обязательно позвони сразу после интервью!

– Обязательно!

Юноша быстро миновал справочное и оперативно сориентировался в холле у многочисленных лифтов. Ожидание кабины затягивалось. «И кто-о-о ска-а-зал-ал, что лифты скоростны-ы-ы-е?» – Ожидание не совпадало с его возбужденным состоянием, и песенка обрела печальный фольклорный мотив. «Нужно... Нужно-нужно-нужно нам кому-то позвонить! Едь же ты, скорее!» – И тут же, отвечая на его просьбу, музыкально брякнули сигнальные колокольцы лифтов. Несмотря на кондиционированный воздух, путешествие оказалось так себе, как в родном, питерском «Отисе». Время тянулось подобно изрядно пережеванному «Диролу». Возникшее было желание позвонить кому-нибудь прямо отсюда, из кабины скоростного лифта Всемирного торгового центра, вместе с ощущаемой перегрузкой перемещалось все ниже по телу и вовсе ушло в виниловый пол кабины. А еще слишком серьезные лица попутчиков. «М-да, это явно не голливудская массовка...» – но несмотря ни на что, ощущение Большой Жизни присутствовало.

Присутствовало даже тогда, когда блеклая крыска, сидящая за офисным пультом, обнажая несоразмерные с кукольным личиком резцы, сообщила «мистеру Вертлибу», что «мистер Коралис задерживается, но, помня о назначенной встрече, просил извиниться и подождать его в холле. Не более четверти часа».

– Сорри, мистер Вертлиб! – пискнула «крыска Холли», кокетливо оправляя именной бедж.

– Владимир,– по-своему понял ее юноша и протянул руку через стойку. Лапка Холли полностью соответствовала первому впечатлению. «Может, там, за стойкой, еще и хвост имеется?» – Он попытался перегнуться через барьер, но росту не хватило.

– Вам что-нибудь предложить? Чай, кофе, вода?

– Воды, если можно.

– Справа по коридору – аппарат,– коготок грызуна указал направление движения. «Нет, прав был дед: Америка – страна не совсем вменяемая».