Дети белых ночей

Она пошла медленно, как в музее, разглядывая корешки книг и рассматривая вереницу Флориных любимых слоников. И остановилась возле маленькой палехской шкатулки. Повертела в руках. Поднесла почти к самым глазам, разглядывая мелкий рисунок. Поставила на место.

– Чего у тебя интересненького есть? Показывай.

– А ты открой. Может, тебе интересно будет. Там всякие старинные штучки. Мамины.

– А можно? – спросила она. И видно было, что ей это гораздо интересней, чем полки с книгами.

– Говорю же,– кивнул он головой.

– Ух ты! – сказала она с придыханием, вынимая из шкатулки серебряный перстень с камнем.– Красота-то какая! А откуда это у твоей мамы. Фамильное?

– Нет, не совсем. Мама рассказывала: вроде бы бабкина подруга какая-то шкатулку эту здесь хранила. Меня еще не было. У нее соседи воровали. Она из комнаты выйдет куда-нибудь, а соседи сразу к ней лезли. А может быть, ей казалось. Она старенькая уже была. Так свои ценности бабке моей на хранение принесла. Они, кажется, в эвакуации познакомились. А она одинокая была. Умерла, а шкатулка ее здесь и осталась. Мои и узнали, что в ней лежит, только после того, как она умерла, та женщина.

– Камень какой красивый! Никогда такого не видела. А почему твоя мама не носит?

– Она раньше все время носила. Я ее с детства с этим кольцом помню. А потом оно тесновато стало. От возраста.

Альбина повертела кольцо, посмотрела камень на просвет, надела себе на палец и вытянула руку, чтобы посмотреть со стороны. Белоснежной руке ее гранатовый перстень очень шел.

– Красиво? – Она обернулась к Женьке.– Мне идет?

– Камень на твой глаз похож. Темный.– Он хотел сказать «твои глаза», но это показалось ему слишком высокопарным. Она повертела-повертела рукой с кольцом, сняла его и аккуратно положила на место.

– А что еще в этой шкатулке было?

– Такого – ничего. Брошка какая-то. Я не помню – куда-то делась. Еще какая-то ерунда.

– Чаю давай попьем? – сказала она, перемещая зону исследования в район его письменного стола.

– Я сейчас. Тогда воду поставлю.– Невский толкнул спиной дверь и вышел.

Альбина оглядела широкий стол. На Женькиных тетрадках лежала раскрытая книга. «Особенности тактильной чувствительности». Медицинская литература. Она удивленно качнула головой. Сама она, готовясь в медицинский, таких книг не читала. А рядом, в подшитой перепечатке, лежали «Пророчества» Нострадамуса.

Он зашел в комнату бесшумно. И сказал ей:

– Смотри.

– Вот это да! – Она восторженно смотрела на него в белом халате и санитарском колпаке.

– Врача вызывали?

– Вызывали, вызывали...– подыграла она.– Садитесь.

– На что жалуетесь, больная? – Он сел к столу.

– Сам ты больной...– засмеялась она.– А что тут у тебя за книжка такая медицинская?

– Ааа, очень познавательная книжка. Хочешь, фокус покажу? – И он улыбнулся своей кривоватой улыбочкой и почему-то в этот момент остро напомнил ей Акентьева, собирающегося съесть стакан.

– Какой еще фокус? – недоверчиво спросила она.

– Закатай рукав до локтя и положи руку на стол.– И наткнувшись на ее упрямый взгляд, улыбнулся по-человечески.– Ты чего? Боишься? Больно не будет. Обещаю.

– Кровь из вены, надеюсь, тебя брать не научили на мою голову? – мрачно пошутила она, однако белый кружевной манжет расстегнула и рукав своего коричневого платья закатала.– Точно не больно?

– Абсолютно. Только надо будет глаза закрыть. И не подглядывать.– И она, секунду поколебавшись, решила ему поверить. Людям в белых халатах она привыкла доверять с детства.

– Когда я дойду вот сюда,– он коснулся пальцем ямочки локтевого сгиба,– ты скажешь стоп.

– Ну а смысл? – спросила она, не понимая.

– Узнаешь. Закрывай.

Ей было ужасно щекотно. А он продвигался по ее руке медленно, как муравей.

– Стоп,– сказала она и открыла глаза. Его рука не дошла до локтя сантиметров пять.– Как это? – спросила она капризно.– Еще раз давай.

– Давай.– Глаза у него смеялись.

– Стоп.– И опять она поторопилась.

– Можешь не пытаться,– сказал он.– Это у всех так. Аномалия локтевого нерва.

– Как вы мне нравитесь, доктор,– сказала она с искренним восхищением, опуская рукав и застегивая манжет. Он, и вправду, ей в этот момент нравился.

– Чайник вскипел, наверное. Пойдем со мной. Я тебе кое-что покажу.

На кухне он с каким-то непонятным ему самому трепетом подвел ее к своему любимому окну и сказал:

– А из нашего окна площадь Красная видна.

Она долго вглядывалась в таинственную глубину собора. А потом ответила ему шепотом:

– А из нашего окошка только улица немножко.

А когда она ушла, он взял, да и докурил разом все оставшиеся сигареты «Друг». А пустую пачку смял в руке. Зачем ему друг с собачьей мордой? У него теперь все было по-настоящему.

Глава 8

Он многое понял за эти полтора месяца. Многое узнал. И даже со смертью познакомился. Он и представить себе не мог, что в больнице, куда побежал в романтическом порыве, так часто умирают. «Отделение такое»,– сказали ему покорные судьбе больные.