Дети бездны

Везде было много народу, но особенно много на одной из площадей окруженной веселыми двухэтажными домишками. Посреди нее стояли виселицы, под ними, на деревянных скамьях, стояли трое оборванцев, а на постаменте слева от них — человек в богатых одеждах. Он зачитывал обвинение и, люди скандировали и ликовали:

— Вешай, вешай!!… Давай, давай!! Правильно, давно их надо было вздернуть!! Разбойники!!

— … нападение на обозы, грабеж…

— … целая шайка их, говорят…

— Душегубы, тьфу!

— … приговорил к смерти через повешенье!! — завершил зачитывать приговор глашатай и взмахнул рукой, приказывая мужчине с голым торсом и красной маской на лице, начать казнь.

— Нравиться смотреть как вешают? — тихо спросил Сантьяго, качнувшись к уху девушки.

— Нет.

— Тогда едемте, — приказал хмуро. Девушка двинула лошадь за ним.

— Если честно, я никогда не видела как казнят, — заметила, когда они выбрались из толпы на пустую, узкую улочку.

— Жалеете?

— Что не видела? Нет. Неприятное зрелище. Но людям нравится. Слышали, как они кричали?

— Им было весело. Чужая смерть, как и боль вызывает у них лишь смех.

— Вы очень плохого мнения о людях.

— Я хорошо осведомлен о их натурах.

— Не думаю. Вы готовы лишь осуждать, а мне представляется, что прежде нужно разобраться. Вот почему они ликовали? Из-за низменности натуры? Все? Не вериться. А слышали, что они говорили, кричали? Тех, кого приговорили к повешенью, знали по делам, нелицеприятным. Они были преступниками, грабили обозы. Значит наказание справедливо. Люди рады, что их освободили от разбойников.

— Я так не думаю.

— А что вы думаете?

— Диана, вы всерьез хотите развить эту тему?

— Отчего нет?

— Хорошо. Как вы думаете, отчего человек встает на кривую дорожку?

— Бес путает, человек слаб и податлив для искушения.

— Если вы называете бесом инстинкты, то можно согласиться. Но как тогда быть с наказанием? Ведь инстинкт есть у каждой божьей твари. Что ж теперь, всех вешать?

— Вы оправдываете преступников?

— Сужу здраво, только и всего.

— Не узрела здравомыслия. Что по-вашему инстинкт? Воровать, грабить?

— Выживать. Если младенец голоден, он будет сначала кричать, потом молчать, обессиленный, затем умрет. Если голоден взрослый, он потерпит, потерпит и выберет сообразно своей натуре — один попытается заработать на кусок хлеба любыми средствами, другой украсть, третий предпочтет смерть. Последних единицы, вторых — почти все. Потому что слабы, грязны душой или поддаются искушению? И да, и нет. В каждом с рождения заложен инстинкт самосохранения, голод, нищета, болезни, беды обостряют его, делая человека более подвижным, избирательным, ловким и хитрым. Инстинкты как правило выше условностей, заповедей Богов, морали. Представьте, что у вас на руках ребенок умирает голода, а у вас нет ни единого су, нет возможности заработать, потому что вас не берут на работу, нечего продать, не у кого занять. Что вы будите делать? Либо просить, надеясь на милость более обеспеченных, либо… брать, и понятно, без спросу, то есть воровать. Когда на вас нападает враг, вы не хватаетесь за библию, а беретесь за меч, за его отсутствием, деретесь чем можете, или бежите. Но деретесь не словом Божьим, бежите не за моралью и не от нее. В этот момент вы так же не будите думать, правильно ли поступаете, осознание придет потом, когда дело будет сделано, жизнь защищена. Тогда и можно судить, но опираясь на причины побудившие к так называемому преступлению. Если на меня напал враг, чтобы убить, а убил его я — виновен ли я? Если я не могу накормить ребенка другим способом кроме воровства — виновен ли я?

— Так можно оправдать любое преступление.

— Нет, не любое. Есть те, которым нравится и воровать и убивать. Вот их казнить стоит. Я же говорю о тех несчастных, что вздернуты на площади. Вы видели их — худы, измождены, оборваны. Грабили обозы, но не убивали, заметьте. А теперь подумайте, с чего их таких понесло на не легкое дело? От радости ли или от необходимости, безвыходности? Могу поспорить на свой кошель — от отчаянья, как от него же человек может броситься в реку или со скалы. Так в пылу страсти или отчаянья совершаются преступления или свершаются великие победы. Казнить ли за это — вопрос неоднозначный.

— Интересно, что же по-вашему двигает вами?

— То есть?

— Что заставляет вас колдовать?

Сантьяго даже остановился, услышав вопрос:

— Меня?!

— Да. Я видела, как вы разогнали туман. Это невозможно без колдовства.

— Я всего лишь договорился с ним, как договариваются с торговцем, когда покупают вещь, с другом, когда выходит спор или нужна помощь.

— С туманом невозможно договориться.

— Да? С чего взяли? — внимательно посмотрел на нее мужчина. — Скажите, Диана, а к каким заклинаниям прибегаете вы, когда вызываете молнию?

— Я ее не вызываю!… Она сама приходит.